Книга Рассудок маньяка, страница 19 – Чингиз Абдуллаев

— Вы никого не видели в другом здании?

— Нет, никого. Во дворе встретила Сережу Носова. Он куда-то торопился. Больше никого не видела.

— Вы давно работаете в техническом отделе?

— Полтора года, — ответила Оля, — сразу после окончания института. — Хохлова пришла позже?

— Да, позже. Примерно восемь месяцев назад.

— Две красивые молодые женщины в одном отделе, — задумчиво сказал Дронго. — И вы относились друг к другу нормально?

— Да, нормально, — с явным вызовом повторила Ольга, — у нас вообще в коллективе были нормальные отношения. И сейчас нормальные.

— Я не хотел вас обидеть, не нужно так эмоционально реагировать. Вы ведь сидели в одной комнате?

— Не хотели, а задаете такие вопросы, — вдруг с некоторым надрывом произнесла она. — Весь институт за мной ходит и смотрит, как будто это я ее убила. А мы с ней вообще ни разу не поспорили, ни разу даже не поругались.

— А почему вы должны были ругаться? — вставил Дронго.

— Не почему, — зло ответила Оля, — просто все считали, что мы не любим друг друга.

— А вы ее любили?

— Я относилась к ней обычно. Я же вам сказала — о-быч-но.

— Кто, по-вашему, мог совершить убийство? — Его вопросы заставляли девушку вздрагивать.

— Н-не знаю, — чуть запинаясь, произнесла она, — я действительно не знаю, — торопливо добавила Ольга, — но это не Пашка. Точно не он.

— Почему не он?

— Добрый он был, мягкий. Сейчас говорят, что его за грабеж судили, а я в это тоже не верю. И жену его я видела. Хорошая семья…

— Хорошая семья — это не оправдание. Больше ничего в тот вечер не было?

— Нет. Меня об этом несколько раз спрашивали.

— Ясно. А какие у вас отношения с Еленой Витальевной?

— Рабочие, — ответила она, не употребив на этот раз свое словечко «нормальные».

— Рабочие? — переспросил Дронго. — А почему не нормальные?

— Это вы у нее спросите, — с сарказмом заметила девушка. — Она, по-моему, вообще женоненавистница. Синий чулок, они все такие.

— Вас не учили, что нельзя так говорить о старших?

— Учили, — с вызовом бросила она, — но я все равно говорю. Елена Витальевна хороший ученый, и это все знают. Но она не сумела устроить своей личной судьбы и считает, что в этом виноваты все окружающие ее женщины. Поэтому они нас так и ненавидят.

— Давайте по порядку, — усмехнулся Дронго. — Кто «они» и кого «нас»?

— Нас всех, — не смутилась она, — и меня, и, всех наших девочек. — То есть вы угнетенная часть женского коллектива?

— Пусть только попробуют нас угнетать. — Оля закинула ногу на ногу. Когда дело касалось женской свободы, она садилась на своего конька;

— А кто именно вас угнетает? Одна Елена Витальевна? Но вы сказали «они».

— Есть тут разные деятели, — не ответила на вопрос Оля, — каждая считает себя Эйнштейном и Афродитой в одном лице.

— А вы не считаете?

— Нет, не считаю. По-моему, любой женщине прежде всего нужно определять свою личную судьбу. Думать о своей жизни, а не о позитронах.

— Ну, это спорный вопрос.

— А по-моему, все ясно. И когда женщина нормально устроиться не может и рядом нет порядочного мужчины, она начинает разную фигню придумывать, говорить о своей любви к науке. Или еще хуже, посадит рядом мужика и сидит, как собака на сене, считая, что он только ей принадлежит.

— У вас стройная теория разработана, — заметил Дронго. — Значит, отношения с Моисеевой у вас не сложились?

— Нет, не сложились. Я ей в тот вечер объясняла, что листок все равно высохнет. А она меня заставила все перепечатать. Ну как можно быть такой занудой?

— У меня еще один вопрос. Что вы думаете о сотрудниках вашего отдела? Вы могли бы их охарактеризовать?

— Всех?

— Всех не нужно. Тех, кто был в тот вечер в лаборатории. Зинков, Шенько, Коренев, Алексанян.

— Нормальные ребята, без комплексов. Кто именно вас интересует?

— Все четверо.

— Алексанян немного зануда, но добросовестный и пунктуальный. Шенько работает здесь, по-моему, еще с доисторических времен, говорят, пришел сюда сразу после окончания института и двадцать пять лет протрубил в нашем отделе. Вот это кадр. Какой характер нужно иметь, чтобы двадцать пять лет ходить на работу в одно и то же место.

— А Зинков?

— Что Зинков? Хороший ученый, говорят, будет со временем директором института. Ученик моего дяди. — Вы знакомы с его супругой? — Имела удовольствие, — сухо сообщила Оля. — Она работает начальником другого отдела.

— У вас еще работает Коренев?

— Сашенька потрясающий мальчик, — оживилась Оля, — тихий и застенчивый. Таких сейчас уже нет. Он даже краснеет, когда со мной разговаривает. Честное слово, мне иногда хочется его совратить. По-моему, он еще девственник.

— Вам не говорили, что у вас злой язычок?

— Все время говорят. Но я к этому привыкла. В кабинет вошел Сыркин. Он посмотрел на Ольгу, оценил ее ножки, вызывающе поднявшие мини-юбку. Покачал головой.

— Елена Витальевна права, — сказал он, — нужно вам запретить появляться на работе в таком виде.

Ольга вскочила, сверкнув глазами.

— Все ко мне придираются, — зло бросила она. — Вроде я ничего не понимаю. Вот и с Аллой так было. Вы все ее не любили.

— Ты хоть при посторонних глупости не говори, — строго заметил Сыркин. — Почему мы ее не любили? Кто тебе сказал? Я к ней очень хорошо относился.

— Вы ко всем хорошо относитесь, — улыбнулась Ольга, — я не вас имела в виду.

— Ну тогда тем более нечего языком молоть. Оля улыбнулась еще шире. Это был человек, который умел радоваться жизни.

— У вас есть еще вопросы? — спросила она у Дронго.

— Нет, — ответил тот, улыбаясь в ответ.

— До свидания. — Оля вышла из кабинета, не оглядываясь.

— Вот характер, — мрачно констатировал Михаил Михайлович.

— Что-то случилось? — спросил Дронго, заметив его подавленность.

— Только что Носов нашел журнал. Еще один. Я уже не знаю, что делать. Будем обыскивать всех при входе.

— Где нашел?

— У себя в кабинете. Он на первом этаже сидит. Кто-то вошел к нему в кабинет и бросил журнал на стол. Да просто издеваются над нами!

— Нет, — нахмурился Дронго, — боюсь, что нет. Кто-то усиленно хочет убедить нас, что в институте появился маньяк.