Книга Николь. Душа для Демона, страница 74 – Мира Шторм

Окончательно стемнело. Лежащая перед нами Наймиха сияла праздничными огнями. Красиво! До нас стали долетать обрывки веселых мелодий. А мы стояли с Тахиром на крыльце господского дома и смотрели сверху на начинающийся праздник.

– Холодная смерть – самая коварная. Начинается она зачастую не с отмороженного носа или кончиков пальцев, а проникает сразу в самое сердце. Человек, выживший после лавины, очень часто словно потихоньку замерзает изнутри. И нет лекарства от подобной беды. Не все справляются сами. Как ни выхаживают пострадавшего – он словно нежить. Живет, но без души, без огня.

Тахир вдруг развернул меня к себе лицом, словно хотел убедиться, что я слышу его и понимаю.

– Маги изобрели много способов собирать тело. Но души спасать умеют только джамалии. Поэтому на севере лучше других хранят память о нэнках. До последнего ведь берегли как могли.

Я прижалась к его груди лицом и расслабленно выдохнула. Кажется, я начала понимать важность своей силы.

– Почему джамалий… нас уничтожали?

– Вас обвинили в исчезновении магии и ослаблении крови дракона.

Сердце возмущенно дернулось внутри. Сама не знаю почему, но фраза показалась мне насквозь фальшивой.

Этим утром я открыла для себя тщательно избегаемое царство еды. Кухню и ее многочисленные кладовые. Во всем доме ощущала себя хозяйкой, а сюда дверь открыла, словно гостья.

Я уже не удивлялась внутреннему желанию готовить руками. Перетирать пальцами сушеные листья, салат ладонями собирать или нежно рыбу маслом смазывать.

Но с тестом все же был особый разговор. Долгий процесс замешивания, вдумчивое вдавливание эмоций в пластичный кусок массы, лишь тут творилась настоящая магия. Звонкое тесто радостно впитывало льющуюся из рук силу и бережно хранило в себе человеческое тепло, закрепленное в печи.

А ведь Старый Хин точно знал, кто я и что творю. Невольно улыбнулась.

Я вчера здорово перепугалась после слов Тахира, а утром мне пришла в голову прекрасная в своей простоте мысль: «Хорошо быть живой!» А вместе с ней появилась веселая досада на саму себя: как же я посмела об этом забыть!

– Доброе утро, госпожа, – сказала Мэйли, кланяясь и совершенно не выказывая удивления.

– Доброе, Мэйли, – ответила я, замерев в проходе.

– Печка давно вас дожидается, все пыхтит обиженно по ночам, – мягко улыбнулась мне старушка. На огромном выскобленном столе стоял мешок с мукой и пустая деревянная миска.

Эмоции во мне бурлили, лились рекой, жаждали переплестись в земное воплощение, я поклонилась доброй Мэйли и без слов приступила к готовке.

Я наслаждалась каждой секундой процесса и пробовала разные варианты теста. Без рецепта, на одной интуиции. Слушала свои ощущения и доверяла им. Из одного теста лепились булочки-розочки с сахарной глазурью. В другое просилась перетертая тыква, а после из раскатанного пласта я вырезала фигурки будущего печенья. Третье тесто, сдобренное дрожжами, больше всех нуждалось в бережном переминании и тепле, чтобы стать пирогами, начиненными яблоком и брусникой. Я непрерывно вливала всю доступную мне нежность и любовь.

Мне стал понятен их обычай угощать лепешками, испеченными собственными руками, избранного мужчину.

Очнулась лишь тогда, когда последняя партия пирогов отправилась в печь, а я, взмыленная и умиротворенная, перебирала руками кусочки очищенной и порезанной рыбы с солью.

Бес с крайне возмущенным видом лежал у дверей в кухню. Я запретила ему заходить, так малыш перевалил голову через порог и обиженно водил хвостом из стороны в сторону. Его умоляющие глаза следили за мной неотступно и с укором.

Я сжалилась, подошла к нему и протянула ладони, испачканные в соленом рыбьем соке. Бес начисто вылизал, а потом жирным языком коварно лизнул меня в нос. От неожиданности взвизгнула и упала на пятую точку.

– С вами все в порядке? – раздался обеспокоенный голос Мэйли, нарезавшей к рыбе лук кольцами.

– Теперь да! – ответила я и расхохоталась.

Промыла руки водой и принялась укладывать в деревянную кадку слоями просоленную рыбу с луком. В каждый пласт вминала пряности и растерянно оглядывала дальний стол, густо заставленный результатом моей стихийной готовки.

– Куда же столько теперь девать?

– Может, внизу праздник устроить? – тихо спросила Мэйли, а я, не раздумывая, согласилась. Вот и стояла сейчас на крыльце и вжималась в Тахира, испуганная тем, как же меня теперь много.

Отстранилась от мужчины и уверенно сказала:

– Я готова.

Не просто спускаться в селение, не просто участвовать в празднике, а впитывать всеми органами чувств Наймиху с ее жителями. Пусть и не весь северный край Тахира, но, похоже, лучшую его часть. Я готова услышать, прочувствовать как можно больше и позволить себе влиться в биение слаженной жизни, но не раствориться. Готова принять направленное на меня внимание. Знаю теперь, кто я.

Мы стали медленно спускаться по тропе вниз.

Тахир шел впереди привычной пружинистой походкой, которую я запомнила с Белых земель. Пожалуй, только походка и осталась от того вызывающе грубого воина с ядовитым языком.

Я мысленно улыбнулась – не там он искал ответы. Истинный мужчина, он скупал книжки, написанные учеными и историками, и спрашивал стариков, старейшин, смотрителей.

С самого утра Мэйли непривычно молчала, допуская лишь самые необходимые фразы. Кроме нее, никто на кухню больше не заходил. Она хитро поглядывала на меня да посмеивалась. Я наконец не выдержала и задала волнующий еще со вчерашнего вечера вопрос:

– Йоши и Тэруко ведь тоже нэнки?

– И да, и нет, – рассмеялась в ответ Мэйли с облегчением, что я сама подняла эту тему. – Они чуют магию, но использовать ее почти не могут. Им никогда не стать джамалиями, силенок на такое не хватит. Да и нэнками их никто не назовет. Травки лечебные варить да зубы больные заговаривать – вот и все.

– А я нэнка или джамалия? – вопрос вырвался прежде, чем я сама осознала его.

– Не знаю, милая, не знаю.

Мне нравилось, что в разговоре Мэйли перескакивала с чопорного «госпожа» на более уютные слова. Подозреваю, что Тахир выбрал Наймиху именно из-за этой стертой границы между господами и всеми остальными жителями.

– У нас существует поверье, что сила нэнки спрятана внутри дракона, и будущая джамалия должна трижды срубить ему голову, прежде чем сможет добраться до его сердца и получить свою силу обратно.

– Трехглавый дракон, – прошептала я, пораженная до глубины души.

– Можно и так сказать, – смешно покачала седой головой Мэйли и принялась тереть лимон на терке. Мы как раз с ней начали делать рыбу.

– Первая голова – принятие себя и любовь к себе. Вторая голова – познание мира и любовь к другим. Третья голова – желание защищать то, что дорого.