Онлайн книга «Картина маслом»
|
— А если они не согласятся? — Обычно руководители террористов соглашаются на такие хорошие условия, ибо сохраняют жизнь, получают серьезные деньги и доживают свой век в сытости и покое где-нибудь в Латинской Америке под чужой фамилией и биографией. Поверьте нам, мы имеем опыт. Мы проводили подобные мероприятия не в одной стране. Вы можете посмотреть и проанализировать многие операции по освобождению заложников и сделать соответствующие выводы. — О каких суммах может идти речь? — С точки зрения государства, тем более такого богатого, как ваше, самых минимальных. Точная цифра зависит от суммы гонорара террористам. Мы за наши услуги берем лишь десять — пятнадцать процентов от общей суммы в зависимости от сложности планируемых мероприятий. — Надеюсь, вы даете мне время на раздумье? — улыбнулся Президент. — Конечно, это ваше право. Но хотим напомнить, что время идет… уходит, и события могут принять нежелательный оборот. В любом случае мы благодарим вас за встречу и хотим заверить, что всегда к вашим услугам. Визитеры поклонились и вышли. Президент остался и задумался. Очень соблазнительно… Ну, очень! * * * — Мы хотим говорить с Османом. — Кто вы? — Представители МОПЗ — Международной организации помощи заложникам. Мы получили согласие местной полиции. Мы хотим говорить с ним тет-а-тет. — Как-как? — Один на один. Без свидетелей. У нас очень интересное для всех предложение. Осману передали. Осман согласился. Он уже привык к интересным предложениям. И к деньгам, которые сыпались со всех сторон. — Чего хотите? — Помочь вам разрешить эту сложную ситуацию с наименьшими потерями для всех, — перевел переводчик. — Или ты здесь собираешься всю жизнь сидеть? — добавил уже от себя. — Послушай их, это серьезные дяди с серьезными тугриками. С ними можно договориться, если не быковать и по-умному. — А что им надо? — Чтобы ты отпустил всех заложников и получил бабки за всех оптом. Захочешь со своими поделиться — поделишься, не захочешь — не надо. — А что потом? Потом меня и всех моих братьев перемочат менты, а деньги заберут себе? — Не перемочат. Гарантами выступят серьезные международные организации. Ты что думаешь, их так просто к тебе допустили? Хренушки, потому что связи в самых верхах! Так что эти сделают, эти вытянут! А баксы лягут в банки. Не здесь — там. Ну, или где скажешь. В крайнем случае, вас будет судить европейский суд, вы получите по нижней планке, как борцы за свободу нацменьшинств, и будете жить как шпроты в масле. Осман молчал. Наверное, думал. Переводчик наседал: — Ты был в их тюрьмах? А я был. И здесь, и там. Здесь — отстой и кайло в руки. А там трехразовое питание, пятьдесят блюд на выбор, включая особые религиозные диеты, телик в каждой камере, тренажеры и амнистии раз в полгода. Ну, оттянетесь в этом доме отдыха года три, а потом свобода, Европа и бабосы на счетах! Живи, блин, не хочу! — А им это зачем? — А-а… Посредники баксы с общественных организаций и фондов снимают, часть вам башляют, часть себе берут. А те с государства тянут. Нормальный бизнес. Ты давай, соображай быстрее. Они меня наняли, чтобы я втолковал. И хорошую премию обещали. Если получу — тебе треть отстегну. — О чем вы там говорите так долго? — удивленно спросил переводчика один из «серьезных дядей». — Я ему ваше предложение передал, — ответил тот. — Своими словами. — Скажите ему еще, что убийство гражданских лиц — это серьезное правонарушение в любых цивилизованных странах и самый страшный грех в любых религиях. — Да всё я ему уже это сказал. Переводчик снова начал разговор с Османом: — Ну, ты въехал? Ты им заложников, они тебе бабки и отмазывают от местных ментов. Если, конечно, ты лишка трупов не напластаешь. Сегодня сговоришься — завтра свалишь отсюда. — Я сейчас не могу. — Это почему? — Мне братьев с нар снимать. Я обещал. Я Аллахом поклялся. — А если они теперь на штурм пойдут и тебя угробят? Они же менты, им же пофиг. И всё — сгорели бабосы. Ты труп, а я в пролете! А своих потом вытянешь, когда деньгами разживешься… А так вас здесь всех перемочат. Бесплатно… Много все-таки переговорщиков и прочих заинтересованных лиц закрутилось вокруг Османа. И всяк свой интерес ищет, потому что событие… А где событие, там интерес. Где интерес — там рейтинги. А что это за событие — фестиваль в Каннах или захват Эрмитажа — не суть важно. Важно, что громко и рекламоспособно. И можно наварить денег или политический капитал. Политический даже важнее. Отсюда и спрос. — Осман, с тобой хочет говорить… Гельмут Мюллер, — прочитали по бумажке. — А это кто такой? — Лидер Европейской партии свободы. И этот туда же! Шлепнуть бы тех террористов всех и разом, и дело с концом. Но нельзя, невозможно, потому что заложники, иностранцы, картины. Потому что — Эрмитаж, событие мирового уровня. Вот все и лезут… без мыла… Весь мир! А руки связаны. И на шее удавка наших и чужих СМИ и всяких евродепутатских групп, так что не пикнешь. И надо строить хорошую мину при плохой игре. И как-то крутиться, маневрировать, вертеть тем местом, которое обычно вылизывают. И не понятно, вообще не понятно, как быть дальше. Эх, кабы не Эрмитаж! * * * — … А если через коммуникации? Здесь подкопаем, подрежем, выберемся. И потом через первый этаж… — А они убьют заложников! — Может, газ пустим? Там вентиляция — откроем вентили, и по шахтам на этажи. Разойдется сквознячком… — А они убьют заложников, ведь уснут-то не сразу. — А если чем покрепче? — А если покрепче, например боевым газом, отравляющим, то все сдохнут. И заложники в том числе. — Тогда внаглую… — А они убьют заложников. Ну ни черта же не выходит! Ничего не придумывается. Везде тупик и дырка от бублика. — Может, хрен на них, на заложников? Всех не сожгут, кто-то уцелеет. Зато бандитов всех положим. Бывало же так. Хоронили гражданских, и ничего. — То где было и когда? То раньше было. А здесь иностранцы. Ты глазки разуй, посмотри на площадь и набережную. Там же на каждом шагу по телекамере и журналюге с микрофоном! Они же со всего мира слетелись, как мухи на дерьмо. Они каждый наш шаг запротоколируют… И если с иностранных заложников хоть волосок слетит, то с нас — погоны. Кто-то же должен будет отвечать, кому-то надо быть крайним. Давайте думайте дальше. На то вам головы к погонам привинчены. А на головах фуражки… * * * — Кто в туалет? Вставай. |