Онлайн книга «Свидетель с копытами»
|
Он не знал, сколько длилось полусонное, полубредовое забытье, когда дверца чуланчика распахнулась. – Встать можешь, черт немецкий? – неласково спросил по-русски Игнатьич. – Барыня тебя видеть желают. Он прекрасно мог это сообщить и по-немецки, но не желал. Вессель ему сразу не понравился. Человек, который в потемках околачивается возле княжеского сада, и не мог понравиться старому, опытному, избалованному хозяйкой лакею. Это княгинино милосердие объяснялось просто – она хотела чем-то занять себя. А поскольку спать ей не хотелось, то она и решила лично расспросить извлеченного из ямы немца. Письмо Алехана Орлова ее несколько успокоило – она поняла, что произошло, и была наилучшего мнения о вышколенных графских егерях. В ответе, ею продиктованном, было сказано: доставивший в усадьбу Лизаньку получит хорошую награду. Награда была наготове – покойный князь, баловавшийся охотой, набрал разнообразного охотничьего приклада, и всякий егерь был бы счастлив получить большой и тяжелый нож немецкой работы, охотничий рожок-«полумесяц», отделанный серебром, большую роговую пороховницу, тоже с серебром. Стыдно было бы отделаться рублем в благодарность за спасение любимой внучки… Вессель пожаловался на боль в боку, кое-как объяснил невозможность даже руки поднять. Игнатьич вспомнил, что в дальнем флигеле есть кресло наподобие портшеза, в котором таскали покойного князя, когда вконец обезножел, и послал туда молодого лакея Савку. Когда Весселя вытаскивала из чулана и устраивали в кресле, он несколько раз вскрикнул от острой боли. Наконец его доставили в гостиную, куда к нему вышла княгиня. Вессель растерялся. И впрямь, как объяснить блуждание возле княжеского сада? Сказать, что искал проживавшую в усадьбе фрейлейн Амалию Зингер? А для чего? И почему непременно на ночь глядя? И ведь неизвестно, как объяснила Амалия свое отсутствие в усадьбе. Он стал путано объяснять, что на него напали злые люди, ограбили, побили, что он шел наугад, где шел – сам не знает, как добрел до сада – объяснить не может, услышал голоса, вздумал искать убежища… Амалия подкралась к двери и слушала это горестное повествование. О том, что бывшего жениха и впрямь кто-то крепко побил, она знала – иначе его не таскали бы в креслах. А чьих рук дело – не имело значения; может быть, ему это как доброе дело зачтется. – Врет он, матушка наша, – сказал Игнатьич. – Врет, да не выбрасывать же его из дома. Ладно, утро вечера мудренее, тащите его в чулан да покрепче дверь заприте. Агаша, я кофею перепила, сегодня без сонного зелья не усну, расстарайся насчет отвара. Тут-то Амалия и вошла в гостиную. – Ваше сиятельство!.. – начала она. – Господи Иисусе, ты еще откуда взялась? – изумилась княгиня. – Я сумела убежать от тех людей, которые силой увели меня. А этот человек был с ними, и его послали, чтобы он меня вернул. – Она лжет, она лжет! – закричал Вессель. – Ваше сиятельство, спросите этого человека, как его имя! – воскликнула Амалия. – Благоволите вспомнить – я вашему сиятельству это имя называла! Пять лет назад, когда вы были столь добры, столь милосердны… – Как тебя звать, прощелыга? – сердито спросила княгиня. Вессель не ответил. – Это Иоганн Вессель, ваше сиятельство, мой бывший жених. – Вессель? Княгиня не могла вспомнить этого прозвания, но вспомнила Агафья, которая по приказанию барыни навещала лежавшую в лазарете немку и носила от нее записку в аптеку Бутмана. – Она лжет, я впервые вижу эту женщину! – твердил Вессель. – Как так вышло, что тебя силой увели? – спросила княгиня Амалию. – Погоди, пусть сперва… Игнатьич, распорядись!.. Пусть сперва этого крикуна уберут с глаз долой. – Она лжет! – выкрикнул Вессель. – Это ты скажешь, когда тебя доставят к московскому обер-полицмейстеру господину Архарову, – ответила Амалия. Вессель, хоть и жил в Санкт-Петербурге, но об Архарове был наслышан. Говорили: если этот человек уставится в глаза преступнику, тот может от сознания своей вины лишиться чувств. И еще говорили: у Архарова всюду свои люди, и он отыскивает украденное, используя такие знакомства, что и подумать жутко. Так что к обер-полицмейстеру Весселю совершенно не хотелось. – Я молчу, молчу… – залепетал он. – Вот и славно. А ты рассказывай, где тебя черти носили, – по-русски приказала княгиня Амалии. Ответ был на немецком языке. Амалия рассказала, что бывший жених отыскал ее в саду по приказанию неких господ, что сперва показывал нежность (княгиня сразу вспомнила, как о его томных взглядах рассказывала Лизанька), что потом ей угрожали смертью и заставили приютить четверых мужчин в дальнем флигеле, что потом, уходя, эти люди и ее с собой увели, и она боялась за свою жизнь, потому что знала об их злодейских намерениях. И вот ей удалось уйти, и она может рассказать такое, что господин Архаров тут же велит везти ее в Санкт-Петербург, поскольку речь о покушении на некую властительную особу. – Она лжет, не верьте ей! – опомнившись, завопил Вессель. – Нет, она не лжет! – крикнула княгиня. – О том, что во флигеле жили чужие, я знаю! Рассказывай еще! И Вессель с ужасом обнаружил, что бывшая невеста запомнила многие высказывания Бейера, причем изображала бывшего жениха главным помощником опасного заговорщика. Оказалось, она поняла, что у Бейера есть письма, изобличающие некую знатную особу. – Довольно, – прервала ее княгиня. – Завтра отправлю вас обоих в Москву. Пусть с вами господин Архаров разбирается. Игнатьич, вели уносить этого подлеца. Да чтоб глаз с него не спускали! Поди, все наврал про переломанные кости! – Ваше сиятельство, сжальтесь, сжальтесь! – требовал смертельно напуганный Вессель. Но он был вынесен вместе с креслом и не столько помещен, сколько кинут в темный чулан. – И ты ступай, – велела немке княгиня. – Экие страсти, да на ночь глядя… Знаешь ведь, какая у нас беда? – Знаю, госпожа княгиня. Амалия опустила голову в знак соболезнования. Но подходящих слов не нашла. – Врать не хочешь, правду сказать не можешь, – догадалась княгиня. – Ну, Господь нам всем судья. Похороню честь честью, на церковь пожертвование сделаю… Вот только плакать не могу – нет у меня слез. Что скажешь? – Есть женщины, что плачут за деньги, – ответила Амалия. – Есть, что над сломанным цветком плачут, я сама такова была. Это – как кому Господь позволил. – Твоя правда. Так что соберись в дорогу. Утром вас отправлю. – Ваше сиятельство… – Что еще? – Может быть, и не придется везти нас к господину Архарову… – Та-ак… – протянула княгиня. Она достаточно знала свет и всевозможные интриги – опущенные глаза Амалии много о чем ей сообщили. |