Книга Москалёв. Новобранец космической пехоты, страница 24 – Игнат Коробань

Всех, кого вывели из строя, командир полка и полицейский лично погнали в штаб. Там весь этот колхоз оставили стоять на улице по стойке смирно под присмотром какого-то сержанта, а нас с Худовским повели прямиком в кабинет командира. У двери нас снова разделили. Худовского посадили на стульчик в коридоре, а меня завели в кабинет. Командир сел в своё кресло за письменным столом, полицейский чин уселся сбоку. Как ни странно, меня тоже пригласили сесть напротив полицейского, который и начал разговор:

— Вы рядовой Москалёв?

— Так точно, — ответил я.

— Я комиссар военной полиции местного гарнизона. Буду вести ваше дело. Вопросы есть?

— Никак нет.

— И вас не удивляет, что вас поднимают ночью и ведут допрашивать?

— Для меня это непривычно, но я не удивлён.

Командир полка нахмурился, побагровел и подался вперёд. Он определённо полагал, что прямо сейчас перед ним комиссар поймает мерзавца, из-за которого весь полк поставлен на уши. Ну-ну.

— И вы знаете, почему вас допрашивают? — в отличие от командира полка, комиссар казался скорее удивлённым.

— Из-за того что я отказался выполнять приказ о переводе в другую часть, — невозмутимо отрапортовал я.

Комиссар удивлённо приподнял бровь и вопросительно посмотрел на полковника. Тот застыл в своём кресле, открыв от удивления рот. Мне показалось даже, что на некоторое время он стал чуть менее красным. Что? Съел?

— О каком приказе идёт речь? — комиссар чиркнул что-то у себя в блокноте.

— Не было никакого приказа! — поспешно встрял полковник, выразительно глядя мне в глаза.

Ага. Давай, отпирайся. Теперь у комиссара есть основания поверить в «коррупционную схему».

— Так был приказ, или не было? — спросил комиссар, ни к кому персонально не обращаясь.

— Не было! — выпалил командир полка.

Комиссар вопросительно уставился на меня.

— А если приказа о переводе не было, тогда по какому поводу меня допрашивают посреди ночи? — спросил я.

— Не твоё дело, щенок! — вскочил полковник со своего места. — Я тебя в бараний рог согну!

Я счёл за лучшее воздержать от замечания, что мой допрос — это всё же моё дело. Вместо этого я с каменным лицом сидел молча, глядя прямо перед собой.

Комиссар ещё что-то записал в свой блокнот и спросил:

— Вы знакомы с рядовым Худовским?

— Так точно.

— При каких обстоятельствах вы познакомились?

— Недавно мы вместе выполняли хозяйственные работы.

— В каких вы отношениях?

— Во враждебных. Мы поругались.

Комиссар и полковник переглянулись.

— Из-за чего?

— Во время марша с «базара» в пункт постоянной дислокации Худовский показал себя слабовольным и склочным человеком, — ответил я, — а во время совместной работы он сказал, что в боевых подразделениях солдаты бездельничают. Мне это не понравилось, я ему возразил. У нас разгорелся конфликт.

— Где вы были этой ночью?

— В казарме. Нам запрещено покидать её после отбоя.

— Где находится ближайший посёлок?

— Точно не знаю. В полку говорили, что километрах в пятнадцати.

— Ладно, — сказал комиссар, закрывая блокнот. — Выйдите в коридор и подождите там. Скоро прибудет следователь, который будет работать с вами.

— Есть.

Я встал, отдал честь, развернулся и вышел из кабинета. Вслед мне раздался вопль командира полка:

— Худовский!

Тот соскочил со своего стула и бросился в кабинет командира. Я спокойно занял его место и стал обдумывать происходящее. То, как вёл себя комиссар, не было похоже на допрос. Я представлял себе это совсем иначе. Впрочем, судя по тому, что меня не отпустили в казарму, а оставили в коридоре дожидаться неизвестно чего, это был ещё не конец. Внизу стояли полторы сотни солдат, которых, видимо, тоже будут допрашивать. Начать с меня и Худовского было правильным решением, поскольку моя фамилия фигурировала в жалобе, а на него падали подозрения в авторстве. За нами, скорее всего, допросят всех солдат хозвзвода, как непосредственных сослуживцев Худовского, которые могли быть свидетелями того, как он уходил ночью в Гадюкино или возвращался оттуда. Затем, что сродни цирку, будут допрашивать всех, у кого дырявые носки.

— Вы не имеете права меня обвинять! — послышался из-за двери крик Худовского.

Зря он так. Подобная нервозность только укрепит подозрения в отношении него. Впрочем, мне это как раз на руку.

В коридоре показались двое офицеров военной полиции с кожаными папками в руках, в сопровождении нескольких полицейских. Офицеры прошли мимо быстрым шагом, бросив на меня сверлящие взгляды и, не спросив разрешения, вошли в кабинет командира. Рядовые копы остались стоять в коридоре.

— Отпечатков пальцев угонщика в машине не обнаружено, — расслышал я голос одного из офицеров, пока другой закрывал за собой дверь.

Ожидаемо. Но, всё же приятно, получить подтверждение того, что я нигде не прокололся. Спустя пару минут дверь открылась и в коридор вышли комиссар с пришедшими полицейскими и Худовский. Я на всякий случай встал, офицеры всё-таки.

— Бери этого, — ткнул комиссар в меня пальцем, обращаясь к одному из офицеров. — А ты, этого, — указал он на Худовского, обращаясь к другому офицеру.

Мне достался коротышка в капитанских погонах, почему-то небритый и с маленькими, близко посаженными глазками.

— Дай, — протянул капитан руку и взял у одного из копов полицейскую дубинку. — За мной, — скомандовал он и повёл меня по коридору.

Мы зашли в небольшой кабинет, в котором имелся письменный стол, значительно уступавший размерами тому, что был у командира полка и пара стульев. В углу стоял металлический сейф с синим огоньком сканера отпечатков пальцев, открывавшим замок. На стене имелась карта окрестностей, в центре которой была нарисована территория нашего полка, а по краям то самое Гадюкино и ещё пара деревень поменьше. Вероятно, это был кабинет одного из офицеров штаба.

— Сидеть, — указал на стул капитан, бросая свою папку на стол.

Я сел с внешней стороны стола.

Шарах!

Не говоря ни слова, полицейский ударил что было сил дубинкой по столу прямо перед моим носом. От неожиданности я даже подпрыгнул на стуле.

— Ты один приехал из Гадюкино или с тобой был ещё кто-то? — нависая, прорычал он мне в лицо.

— Нас не гнали через Гадюкино, — ответил я, глядя перед собой. — Мы шли с «базара» в пэпэдэ только по полям.

Мне было не по себе от такого поведения следователя, но я твёрдо решил прикидываться валенком. Другого выхода не было.