Книга Мера хаоса, страница 82 – Дмитрий Казаков

— …исторгни душу и тело раба своего Хорста и раба своего Авти из-под защиты своей, ибо закоснели они во грехе именем Хаоса…

Что-то изменилось вокруг. Хорст ощутил, как ветер стих, а тело охватил странный, совсем не похожий на мороз, холод. Словно один за другим снимались невидимые покровы, и ледяная стужа из пространств Хаоса тянула к беззащитному человеку свои щупальца…

Веки отяжелели, но он сумел их поднять. Правда, помогло это мало — перед глазами мелькали какие-то цветные пятна, в ушах звучал равномерный гул, похожий на шум прибоя. Единственное, что оставалось реальным, твердые доски под ногами.

Наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось. Он стоял на том же помосте, вокруг с бормотанием расхаживал служитель, и пялилась на происходящее толпа — единое многоглазое существо, питающееся зрелищами.

Все было таким же, но в то же время иным. Потускнели краски, снег из белого стал грязно-серым, небо — почти черным, а коричневые бревна ближайшего барака — неприятно бурыми.

— Исторгаю вас из лона его, во имя Владыки-Порядка! Да свершится так! — Последние слова обряда старший служитель выкрикнул в полный голос и опустил руки.

Наступила тишина. Хорст почти ощущал, как сотни взглядов ощупывают его, жадно выискивая перемены. Теперь он, бывший сапожником, учеником шута и оруженосцем, формально перестал считаться человеком, а сделался чем-то вроде чудовища Хаоса.

— И это все? — ехидный смешок Авти заставил всех вздрогнуть. — Как-то не впечатляет…

— Проводите Исторгнутых за пределы поселка! — спокойно приказал командор. Хорста довольно ощутимо пихнули в спину. Он споткнулся и едва не упал.

— Эй, аккуратнее! — возмутился Авти. — Мало вам Исторжения? Вы что, хотите, чтобы я нос разбил?

Боязнь расквасить физиономию выглядела столь мелкой по сравнению с тем, что с ними случилось, что Хорст невольно заулыбался. Из груди вырвалось нечто сиплое, напоминающее помесь курлыканья с кашлем.

Оказавшийся рядом послушник, выпучив глаза, шарахнулся в сторону.

Исторгнутых провели мимо бараков к широко распахнутым западным воротам. За ними виднелся заснеженный лес, удаляющаяся куда-то в глубь чащи дорога.

— Уходите, — сказал командор, — и не вздумайте возвращаться! Любой, заметивший вас рядом с поселком, будет вправе зарубить вас на месте.

Ворота с грохотом закрылись.

— Раздери меня Хаос, мы же замерзнем насмерть! — возмутился Авти. — Хоть бы плащи выдали, что ли!

— Если то, что болтают об Исторжении — правда, — Хорст поежился, ощущая, как морозец забирается под кафтан, — то смерть от холода по сравнению с ним все равно, что праздник.

— Я Исторжения не боюсь, — Авти погрозил кулаком в сторону поселка. — Что может Хаос сделать тому, кто и так в его лапах? А вот тебе в ближайшие дни придется несладко…

— Эй, валите отсюда! — донесся крик со сторожевой башни. — Будете топтаться у ворот, расстреляем из луков!

— Пошли, а то и впрямь стрелами истыкают, — Авти сунул руки в карман и зашагал на запад, к лесу. Хорст поспешил за ним.

Ветер усилился, из туч повалил крупный снег. К тому моменту, когда они миновали поворот на кладбище и добрались до опушки, началась настоящая метель. Костер трещал, жадно пожирая мелкие веточки. Сунутая в огонь лесина потихоньку обугливалась, на ее чернеющей плоти кое-где замерцали красные пятнышки..

Хорст жался к костру, безуспешно пытаясь согреться. Они шли долго и остановились, когда начало темнеть. Пока сгущались сумерки, успели натаскать веток. Авти, спрятавший где-то в сапогах огниво и кремень, ухитрился развести огонь в костре. Сейчас шут пропадал в темном лесу. Чего он рассчитывал там добыть, Хорст не знал, но истово надеялся, что удастся хоть чем-нибудь подкрепиться…

В животе голодно бурчало, а ноги дрожали от усталости.

Теплее почему-то не становилось. Хорст почти уткнулся носом в пламя, ощущал даже, как тлеют его волосы, но руки и ноги продолжали быть ледяными, а сердце билось редко, с перебоями.

Может, именно так уходит высасываемая Хаосом жизнь?

Он помнил, что надо следить за костром, но голова кружилась, а вокруг все плыло, точно невероятной силы наводнение обрушилось на мир, смывая все вокруг. Время от времени Хорст приходил в себя, совал в пламя очередную порцию веток, пододвигал лесину…

А потом вдруг понял, что лежит. Одежда на боку отсырела, а костер, судя по царящей вокруг тьме, почти потух. Попытался подняться, даже встал на карачки, но затем снова распластался по земле, на этот раз лицом вниз.

— Эй!.. Эй!..

В очередной раз очухался от ударов по щекам. Поднял веки и обнаружил перед собой обеспокоенного Авти. Костер вновь горел, и в его свете лицо шута напоминало маску из красного дерева. Лысина фигляра мокро блестела.

— Что со мной? — выдавил Хорст.

— Похоже, что Хаос взялся за тебя всерьез, — сказал Авти. — Я нашел тебя чуть ли не в костре… Ты бодал тлевшее полено. Сидеть сможешь?

— Попробую.

Шут помог ему подняться, сесть на шершавый ствол, потом сунул в руку что-то круглое, маленькое.

— Что это?

— Яйцо, — Авти мрачно усмехнулся. — Одному клесту сегодня повезло меньше других. Исторжение там или нет, но жрать-то надо.

Хорст с трудом разбил яйцо, руки тряслись, как у записного пьяницы. Поднес его ко рту и выпил клейкую сердцевину. На мгновение стало лучше, а потом в желудке словно лопнул горшок с варевом. Что-то горячее ошпарило грудь, полезло к запекшемуся горлу.

Хорст захрипел, ощутил, что падает.

— Давай, держись, — сильные руки подхватили его, — я тут лапника нарвал. Ложись, а я за костром послежу…

Бывший сапожник повалился на что-то жесткое и хрустящее, уставился в темноту. Его разламывало изнутри, руки и ноги, казалось, отдалились от тела на десятки ходов, внутренности жгло, а всякий вдох сопровождался неприятным скрипом в груди.

Холода он не чувствовал, спать не смог бы, даже если бы захотел, а ощущение времени полностью пропало. Откуда-то сверху сыпал снег, каплями оседал на лице, увлажнял одежду.

Хорсту было все равно. Он замечал только, что время от времени подходит Авти, что-то говорит, но слов не понимал, а потом с удивлением обнаружил, что вокруг светлеет.

Головная боль отступила, унялась неприятная пульсация в груди, он вновь мог связно говорить и двигаться.

— Ага, шевелится, — донесся сбоку удивленный голос Авти, — значит, жив… Если честно, не ожидал, что дотянешь до утра.

Хорст сел. Деревья выступали из предрассветного сумрака. Снег перестал падать, и над лесом зависла мертвая тишина, нарушаемая только вздохами ветра. Костер едва тлел, от лесины уцелел огрызок длиной в ладонь.

— Лучше… лучше бы я умер, — Хорст поморщился от новой боли, разлившейся по всему телу. Вскоре она сосредоточилась вокруг определенных мест. Ночью они зудели, но тогда было не до них.