Книга Множественные ушибы, страница 11 – Саймон Бекетт

Держась за стену, я прыжками пересек чердак к тому месту, где грудой свалили мебель. Матильда сказала, что где-то среди хлама лежат костыли, и обещала поискать их, но я не видел смысла ждать. Здесь валялись какие-то искореженные, разрозненные вещи, покрытые серой пылью. У стульев не хватало ножек, чемоданы заплесневели, комоды без ящиков напоминали беззубые рты. За ущербным, без верха, бюро я обнаружил с полдюжины старинных, затейливо украшенных рам без холстов и стекол. Машинально начал разбирать их, но вдруг вспомнил, что теперь не знаю никого, кому бы они пригодились. Эта мысль принесла с собой тупую боль вины.

Оставив в покое рамы, я сосредоточился на поисках костылей. Один обнаружился под кучей сломанных стульев, но второго нигде не было. Однако один все же лучше, чем ничего. Он был из потертого, помятого алюминия. Смахнув с него паутину и отрегулировав по высоте, я начал тренироваться и неуклюже ходил туда-сюда по чердаку. Усилия меня вскоре измотали, зато приятно было сознавать, что я вновь обрел мобильность.

Обливаясь потом и тяжело дыша, я решил отдохнуть, но, как только улегся на матрасе, мысли вновь закружили в голове. Надо было чем-то отвлечься. Большинство моих музыкальных записей хранились в телефоне, но в рюкзаке лежал старый плейер. В нем содержалась приличная подборка дорожек, а батарейки, к счастью, не разрядились. Я вставил в ухо наушник, включил воспроизведение и закрыл глаза, наслаждаясь обволакивающей меня музыкой. Не знаю, как я догадался, что на чердаке находится кто-то еще — то ли почувствовал движение воздуха, то ли заметил, как что-то мелькнуло против света из окна. Рядом с матрасом что-то стукнуло. Я рывком вскочил, открыл глаза и увидел перед собой человека.

— Боже!

Греттен вздрогнула и чуть не выпустила из рук ведро. Поспешно поставила его на пол, а я выключил музыку и вынул из ушей наушники. Внезапная тишина подействовала, как свет в кинозале во время демонстрации картины.

— Простите. Я подумала, вы спите, — пробормотала она.

— Давно вы здесь? — Греттен не реагировала. И я, сообразив, что говорю по-английски, повторил вопрос по-французски.

— Недавно. — Ответ прозвучал тихо, будто откуда-то издалека. — Матильда прислала вам воду, чтобы вы могли помыться.

Греттен смотрела под ноги, словно стеснялась поднять голову. Она раскраснелась от того, что тащила наверх ведро, и так вспотела, что хлопчатобумажная ткань прилипла к телу. Ее взгляд скользнул на висевшие у меня на шее наушники.

— Что слушаете?

Это была английская, но известная также в Европе группа. Но когда я сообщил название, понял, что Греттен ее не знает.

— Послушайте, может, понравится. — Я предложил ей наушники.

Ее лицо оживилось, но она покачала головой.

— Лучше не надо. Мне не следует с вами разговаривать.

— Так велел ваш отец? Однако вы уже говорите со мной.

— Это другое. Матильда занята сейчас с Мишелем, папа — с Жоржем.

То есть ее отец не знает, что она пришла на чердак. Я отложил наушники — не хотел неприятностей ни себе, ни Греттен.

— Кто такой Жорж? Муж Матильды?

Она уже упоминала это имя, однако мое предположение заставило ее рассмеяться.

— Нет, Жорж старый. Он помогает папе, — не переставая улыбаться, Греттен вновь посмотрела на наушники. — Может, я все-таки послушаю?

Устроившись на краешке матраса, она надела наушники. Но как только я включил музыку, заморгала.

— Громко!

Я начал убавлять звук. Она покачала головой.

— Не надо. Мне так нравится.

Не слыша себя, она почти кричала. Я вздрогнул и поднес палец к губам.

— Извините.

Греттен слушала музыку с детским восторгом, кивая в такт ритму. Ее лицо казалось мне почти безукоризненным, если не считать горбинки на носу. Но без этого изъяна ее красота была бы пресной. Я включил еще одну дорожку, а когда она закончилась, Греттен не могла скрыть разочарования. Но вдруг, снова засмущавшись, сняла наушники.

— Спасибо.

— Вы можете скопировать себе этот альбом.

Она опустила голову.

— Не получится. У нас нет компьютера. Даже плейера не осталось после того, как старый сломался.

Здесь жили, словно в другой эпохе. Подобное существование не очень подходило этой девушке. И уж если на то пошло, ее сестре тоже. Однако я не жалел, что ферма отрезана от внешнего мира.

— Как же вы развлекаетесь?

Греттен дернула плечом.

— Смотрю телевизор, гуляю с Мишелем.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

Старше, чем я подумал. Нет, она выглядела на свои годы, просто была в ней какая-то подростковая девичья незрелость.

— У вас есть друзья?

— Здесь живут ребята по соседству. — Греттен начала наматывать на палец провод наушников. Затем недовольно фыркнула. — Папа не разрешает мне встречаться с городскими. Говорит, что там одни идиоты и не следует тратить на них время.

Почему-то ее слова меня не удивили.

— Вам не скучно?

— Иногда. Но это папина ферма, и если я здесь живу, то нужно выполнять правила. Во всяком случае, большую часть времени.

Греттен лукаво покосилась на меня. Ждала, чтобы я спросил, что означает: «большую часть времени». Но я промолчал.

— Вчера вечером он рассердился из-за того, что вы нарушили правила?

Ее симпатичная мордашка сморщилась.

— Это вина Матильды. Ей нужно было рассказать отцу о вас. Она не имела права хранить все в тайне.

— И вы решили сообщить ему?

— А разве нельзя? — Греттен задиристо вздернула подбородок, став на какое-то время на удивление похожей на отца. — Матильда вечно мной распоряжается, говорит, что можно, что нет. Но как только вы очнулись, справедливость требовала, чтобы отец все узнал. Это его ферма, а не ее.

Я не собирался с ней спорить — достаточно хватало своих проблем, чтобы встревать в их семейные распри. Но вдруг почувствовал, что Греттен сидит ближе ко мне, чем минуту назад. Я ощущал тепло ее рук.

— Вам лучше уйти, прежде чем вас хватятся. — Я отобрал у нее наушники и, отложив в сторону, отодвинулся.

Греттен с удивлением посмотрела на меня, но встала.

— Можно, я еще как-нибудь послушаю?

— А что скажет ваш отец?

Она пожала плечами.

— Он не узнает.

Вот так-то она слушалась папу. У меня сложилось впечатление, что Греттен подчинялась лишь тем из папиных правил, которым хотела. Направляясь к люку, она покачивала бедрами. Я отвернулся и сделал вид, будто занялся наушниками. Когда ее шаги стихли внизу, вздохнул и снова вставил их в уши. Стало жаль Греттен, но не хотелось, чтобы голову мне морочила скучающая восемнадцатилетняя девица. Да еще при таком психопате-отце. Все, что мне было нужно, — как можно скорее убраться с фермы.