Онлайн книга «Его любимая скрипачка»
— Мне так приказали, помните? Он усмехнулся: — Мелина сожалеет, что вы не можете участвовать в матче по кикбоксингу. Скорее всего, Мелина хотела стать соперницей Амалии. Она держалась с Амалией подчеркнуто холодно. — Мне нравится, — призналась Амалия. — Хорошо. А как дела с разучиванием пьесы? — Я думаю, в порядке. Он изогнул бровь со шрамом: — Вы не уверены? — Я не знаю, играю ли я пьесу так, как того хотела ваша бабушка. — Что вы имеете в виду? — Я могу играть в другом темпе. Он пожал плечами: — Вы играли «Медитацию» из «Таис» в более медленном темпе, чем она, но это было так же красиво. Талос заметил, как от смущения она слегка покраснела. Он подался вперед и положил руки на бедра. — Вам пора сыграть для меня, — сказал он. Она побледнела и, казалось, сжалась в кресле. — Я обещал, что сегодня послушаю, как вы играете. Она просияла: — Я записала свою игру на магнитофон. Вы можете послушать. Он приподнял голову и театрально вздохнул: — Значит, на гала-вечеринке мы представим скрипачку, а потом включим магнитофонную запись. Амалия нервно хихикнула. Он смягчил тон, желая успокоить ее: — Здесь только вы и я. Не имеет значения, сколько раз вы сфальшивите. Самое главное, чтобы сегодня вы сыграли для меня. До вечеринки оставалось три недели и один день. Вернувшись из Нью-Йорка, Талос хотел сразу же навестить Амалию, но сдержался. Он отправился во дворец, где поужинал со своими братьями. Оба брата были в отвратительном настроении и отказались отвечать на вопросы Талоса о том, что произошло. После ужина оба сразу ушли. Пожав плечами в ответ на их странное поведение, Талос пошел к дедушке и провел с ним пару часов, играя в шахматы, пока на деда не навалилась внезапная усталость. Талос чувствовал, как уходит время. За четыре дня, что он провел в Нью-Йорке, его дед сильнее похудел и стал больше походить на тень. Женщина напротив Талоса могла сделать последние дни его деда самыми приятными в жизни. Он наблюдал, как Амалия старается вернуть самообладание, и почувствовал, как у него кольнуло в груди, когда она заставила себя подняться на ноги и подойти к роялю, на который она положила скрипку. Не глядя на Талоса, она вынула скрипку из футляра и стала настраивать ее. Стоя за роялем, словно тот защищал ее, она разложила ноты и прижала скрипку подбородком к плечу. Потом она внезапно уставилась на Талоса: — Я почти выучила пьесу. На Тала я буду играть без нот. Она впервые озвучила свое намерение выступить на гала-вечеринке. Талос задавался вопросом, понимает ли Амалия, насколько увереннее она стала всего за девять дней пребывания на острове. Он поднял руки и поморщился, молчаливо говоря, что ему все равно. — Я буду играть без сопровождения, — произнесла она. — Играйте же! Она сглотнула и кивнула, а потом закрыла глаза. Ее смычок коснулся струн, но играть она не начала. Талос внимательно наблюдал за ней. — Сделайте несколько глубоких вдохов, — приказал он, положив ногу на колено и убедившись, что говорит безобидным тоном. Резко кивнув, она, не открывая глаз, глубоко вдохнула через нос. Ей снова не хватило смелости заиграть. — О чем вы думаете сейчас? — спросил он после того, как прошло несколько минут. Ее нервозность была ощутимой. — Что у вас в голове? — Я чувствую себя голой. Она открыла глаза и моргнула пару раз, а потом холодно уставилась на Талоса. — Вам когда-нибудь снился сон, в котором вы идете куда-то, вокруг вас люди, а вы смотрите на себя и понимаете, что вы голый? — Я знаю людей, которым снятся такие сны, — признал он, хотя сам не видел ничего подобного. Талосу снились кошмары, в которых он чувствовал собственное бессилие. Он снова и снова переживал тот последний вечер со своими родителями, когда он прыгнул на спину отца и начал колотить его маленькими кулачками. Отец Талоса отшвырнул мальчика с такой силой, что тот отлетел от него и ударился головой об угол кровати. В своих снах Талос видел, как мать обнимает его, успокаивает и целует его ушиб, вытирая его слезы, которые смешивались с ее собственными. Это был последний раз, когда он видел своих родителей живыми. Ему не позволили увидеть их мертвыми. Состояние их тел было настолько плохим, что их хоронили в закрытых гробах. В своем худшем сне он представлял, как входит в семейную часовню, приподнимает крышки их гробов и видит их изуродованные тела. Его воображение в этих кошмарах было безграничным. — Попробуйте представить себе это, потому что я чувствую себя сейчас почти так, — сказала она, паникуя. — Вы чувствуете себя голой? — спокойно спросил он, лучше других зная, каким буйным бывает воображение. — Да, — прошептала она. — Значит, вы должны раздеться. — Что? — едва слышно произнесла она. Талос наклонился, снял с себя ботинки и носки. Что он делает? Его руки потянулись к рубашке. Прежде чем Амалия успела понять, что происходит, он ловко расстегнул рубашку. — Что вы делаете? — спросила она. Он поднялся на ноги. Если бы она не стояла прижавшись спиной к стене, то повернулась бы и убежала. — Единственный способ преодолеть страх наготы — играть пьесу голышом, — спокойно ответил он. От ужаса Амалия не могла пошевелить языком. Он снял рубашку и повесил ее на спинку стула. У Талоса был великолепный, мускулистый торс и золотисто-бронзовая кожа. На его груди виднелись черные волоски. Он беспечно, словно раздеваясь перед приемом душа, расстегнул пояс брюк и потянул молнию вниз. — Пожалуйста, остановитесь, — умоляла она его. Он категорично уставился на нее, а потом стянул с себя брюки и трусы и аккуратно сложил их на стуле. А затем он обратил все свое внимание на Амалию. — Я не собираюсь заставлять вас раздеваться, — сказал он глубоким и спокойным тоном. — Но если сейчас вы будете играть для меня обнаженной, вы преодолеете свой худший страх. Чтобы не ставить вас в невыгодное положение, я тоже разделся, и теперь мы будем на равных. Даю слово, что я к вам не приближусь. Если только… — Он хищно ухмыльнулся. — Если вы сами меня об этом не попросите. |