
Онлайн книга «Грязная магия»
Из центра пятна вынырнул собачий труп, а за ним – вопящий и размахивающий руками человек. Первое не было удивительным: в жиже, извергаемой в реку городом, встречались неаппетитные вещи, по сравнению с которыми песьи останки были верхом эстетизма. Но человек в Ква-Ква! Звучит куда более фантастично, чем честный купец. Когда-то, много тысяч лет назад, в реке можно было купаться. Ныне же на это отваживались только тролли, самоубийцы, а также любители экстремального отдыха. Оказавшийся в Ква-Ква человек не попадал ни в одну из этих категорий. Судя по комбинезону из пропитанной жиром толстой кожи, перчаткам и высоким сапогам, он был ассенизатором. И очень неудачливым, надо сказать. – Ну что, коллега, поможем? – Хром-Блестецкий поднял посох. – Почему бы и нет? – Болт повторил жест. Утонуть в густой жиже Ква-Ква исключительно трудно, для этого нужно навешать на себя немалое количество тяжестей и запастись терпением. Но попавшего в «воду» ожидает другая опасность – задохнуться в поднимающихся от реки зловонных испарениях. Понятное дело, что у ассенизатора должен быть профессиональный иммунитет к дурным запахам, но и он дает не больше пяти минут форы. – И раз! – маги одновременно повели посохами. Затрещало, вверх полетели синие искры. Ассенизатора выдернуло из воды, словно пробку из бутылки и выбросило на берег. – Вот так, – удовлетворенно сказал Хром-Блестецкий. – Так вот, – поддержал коллегу Винтус Болт, брезгливо отодвигаясь в сторону. Спасенного непрерывно рвало, а с одежды его потоком текла зловонная грязь. – Вот тебе и специалист по грязным делам, – проговорил Хром-Блестецкий, – жаль, что не по поллитртриналохии... – А что нам мешает сделать его таким специалистом? По крайней мере, в глазах мэра! Мысль была настолько идиотской, что заслуживала рассмотрения. Маги примолкли, в головах их с легким шорохом крутились неплохо подогнанные друг к другу шестеренки. – Представим его как крупнейшего знатока, – первым нарушил молчание Винтус Болт. – Все равно никто не знает, что такое поллитртриналохия. – Да, а в случае чего неудачу свалим на него. План хорош, но есть одна сложность. – Какая? – Уговорить его, – и Хром-Блестецкий длинным и острым пальцем указал на выблевывающего остатки завтрака ассенизатора. – Нет, ты скажи, ты меня уважаешь? – вопрос прозвучал как никогда вовремя. Количество пивных кружек, употребленных на троих, перевалило за десяток, и наступил момент для душевного разговора. Судя по алчно блестящим глазам обоих магов, разговор обещал быть очень душевным. Краск Пух подобрался и осторожно ответил: – Конечно уважаю. Потрясения сегодняшнего дня и выпитое пиво не загасили обитающей в сердце золотаря подозрительности. А уж то, что спасшие его маги потащили Краска в таверну, и вовсе вызвало у него дурные предчувствия. Такое человеколюбие могло быть только корыстным. – Тогда не откажи нам в помощи, – сказал Винтус Болт, тот из магов, что пониже и пожирнее. – А чего вам нужно? Догадки Краска Пуха подтверждались. – Мы хорошо заплатим, – тощий маг, фамилия которого была длиннее его самого, выразительно пошевелил пальцами. – За что? Волшебники переглянулись и печально вздохнули. Не зря в Ква-Ква большую популярность имела пословица «упрям, точно золотарь». Созерцание фекалий и разного рода отходов не вызывает почему-то особого оптимизма, и ассенизаторы, которые подобному созерцанию предаются большую часть жизни, отличаются мрачным и угрюмым нравом, а также склонностью к философским размышлениям типа «вся жизнь есть груда мусора» или «из грязи мы вышли и в грязь возвратимся»... Убедить настроенного подобным образом человека в чем-то куда сложнее, чем сагитировать обезьяну отказаться от мешка бананов. – Мы хотим предложить тебе работу, – сказал Винтус Болт. – У меня она уже есть! – Краск Пух гордо выпрямился, глаза его блеснули. —Я – ассенизатор! – Это ощущается, – пробормотал Хром-Блестецкий. Он несколько притерпелся к исходящему от собутыльника «аромату», но все равно старался не дышать глубоко. Гордость Краска Пуха можно было понять – золотари были привилегированным цехом. После их забастовки (случившейся три тысячи лет назад и в исторических трудах получившей название Вонючей Стачки), когда город чуть не утонул в собственных экскрементах, тогдашний мэр был вынужден даровать ассенизаторам ряд льгот. – Это будет временная работа, – объяснил Винтус Болт. – На пару-тройку месяцев. Мы организуем тебе отпуск. После выборов вернешься к своим эээ... отходам. Краск Пух угрюмо слушал. – Что мне надо будет делать? – Быть знатоком поллитртриналохии! – А что это такое? – Если бы кто знал! – усмехнулся Хром-Блестец-кий. – Так что разоблачение тебе не грозит. – Мне придется обманывать? Ни за что! – Это на благо города! – Винтус Болт придал голосу торжественность. – Тебе не привыкать вычищать грязь из его клоак! Представь, что ты добрался до главной из них, самой большой и мерзкой! – А где такая? – В мэрском дворце, – негромко пробормотал Хром-Блестецкий, – там такая грязь, какой ты, золотарь, и в жизни не видел... – Неужели не хочешь послужить Ква-Ква, но на новом месте? – продолжал витийствовать Винтус Болт. – И хорошо заработать! Вот сколько тебе платят? Переговоры, куда более сложные, чем с гномами по поводу торговых пошлин, продолжались еще час, и только затем волшебники смогли вытереть со лбов честный трудовой пот. – Встречаемся завтра, в десять утра, здесь же, – сказал Винтус Болт, когда договор был скреплен рукопожатием. В длинной, до пола, мантии Краск Пух чувствовал себя неуютно, словно в женском платье. Еще хуже становилось от любопытных взглядов, которые бросали на него все без исключения встречные. А их в коридорах мэрского дворца оказалось предостаточно. Создавалось впечатление, что чиновники, вместо того чтобы сидеть по комнатам и работать, слоняются по коридорам и глазеют на посетителей. По сторонам от ассенизатора... ой, поллитртриналоха, шагали Винтус Болт и Хром-Блестецкий. – Запомни, твое имя – Цук Цурюк, – сказали они Краску перед тем, как войти во дворец. – Секрет твоего успеха в том, чтобы делать рожу понадменнее, и ни в коем случае не открывать рта! Краск Пух старался. По надменности он переплюнул бы верблюда, а челюсти сжимал с такой силой, что те начали тревожно потрескивать. |