Книга Я все еще здесь, страница 27 – Клели Авит

Дом Жюльена располагался гораздо ближе к больнице, чем мой. Машина мне не потребовалась, да и за матерью заезжать не пришлось. С ней я заранее договорился. Точнее сказать, это она договорилась с приятельницей. Сегодня у меня имелась уважительная причина по имени Клара, значит, я был избавлен от увещеваний навестить брата. Оставалось просто дождаться, когда матери в больнице уже не будет. Так, уже 16 часов, прекрасно. Наверняка она уже ушла. При минимальном везении эта приятельница позовет мать к себе в гости. Может, они даже соберутся вместе поужинать. Матери это не повредит. И никому не повредит.

До больницы я добрался быстро. Малютка Клара с любопытством озиралась по сторонам. В этом возрасте все кажется таким интересным. Ни она, ни я даже не успели замерзнуть. Я так тепло ее закутал и так резво шагал, что холод нам не грозил. Тем не менее я не стал подниматься по лестнице и воспользовался лифтом, снова собрав урожай ласковых женских взглядов. На сей раз меня с умилением рассматривали все женщины, втиснутые в тесное пространство, независимо от возраста.

С одной из них я все же встретился взглядом. Лет тридцати, очень красивая. Я бы сказал, ослепительно красивая. С лицом настолько прекрасным, что оно казалось искусственным. Она смотрела, как я воркую с Кларой, и в ее глазах горела надежда. В чем тут дело, я сообразил лишь тогда, когда она вместе со своим спутником покинула лифт – на этаже родильного отделения.

А вот и шестой этаж. Я только шевельнулся, а все мои попутчики тут же прижались к стенкам, выпуская меня, – некоторые даже вышли в коридор. Я с трудом сдержал изумление, но, едва металлические двери сомкнулись у меня за спиной, расхохотался.

– Смотри-ка, мы имеем успех! – шепнул я Кларе, щекоча ее носик.

Вдруг я услышал знакомый голос. Я поднял глаза, и мне стало так скверно, что даже в животе засвербело. По коридору шла моя мать, толкая перед собой инвалидное кресло. В кресле сидел мужчина. Мой брат. Это его голос я только что узнал. Я быстро огляделся. Дверь на лестничную клетку была в паре метров левее, но не успел я сделать к ней и шага, как меня окликнула мать:

– Тибо?

В этом простом оклике звучало удивление, но не только. Матери – а может, и все женщины вообще – обладают особым даром, умея заключить в одно-единственное слово чуть ли не весь словарь. Сейчас ее «Тибо?» означало: «Что ты здесь делаешь? Зачем пришел? Ты больше не злишься на брата? О, да это же Клара! Ах ты моя лапочка, дай-ка я с тобой поздороваюсь! Но как же ты здесь оказался? Ты же говорил, что сегодня не сможешь!» – и это еще не все.

Ей хватило одного «Тибо?». Я замер истуканом, стоически ожидая приближения маленького кортежа. Сдвинуться с места я был не в силах.

– Ну, вот, – сказала мать, приблизившись ко мне. – Знакомься, это моя подруга Амели, она меня привезла. Мы немного засиделись у нее, вот и опоздали. Ты за мной приехал?

Сама того не подозревая, мать только что спасла мне если не жизнь, то честь. Я, хоть убей, понятия не имел, чем объяснить свое появление в больнице.

– Я звонил тебе, но ты не брала трубку. Я забеспокоился. Обычно в это время ты уже дома.

– Ох, милый мой, – вздохнула она, гладя меня по щеке. – Я ведь могла заехать к Амели. Почему ты не позвонил мне на мобильный?

– Потому что он у тебя вечно выключен. Я о нем и не подумал.

– Спрашивается, зачем я его тебе покупал?

Голос, вклинившийся в разговор, произвел на меня примерно тот же эффект, что вонзенный в грудь кинжал. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. До сих пор Клара заслоняла собой фигуру в кресле, которое катила мать. Но теперь, когда братец заявил о себе, я больше не мог его игнорировать. Я открыл глаза и медленно повернул к нему голову:

– Здравствуй, Сильвен.

– Привет, Тибо! Давненько не виделись!

Я с трудом сдержал вздох. Мой братец верен себе. Почему-то во мне жила надежда, что после аварии он хоть немного изменится. Но он органически не способен произнести пару слов, не попытавшись сострить. Вести с ним серьезный разговор – тяжкое испытание.

– Интересно, почему? – спросил я, пристально глядя ему в лицо.

Мы с братом мало похожи друг на друга. Он шатен, и волосы у него всегда были гораздо послушнее моих, а голубые глаза сразили наповал больше девушек, чем я могу вообразить. Но сейчас я увидел у него на щеках несколько шрамов. Еще один пересекал правую бровь. Я быстро оглядел его. Одна рука в гипсе, обе ноги в лубках. Врач говорил, что приборная доска машины буквально сплющилась о его колени. Я однажды получил удар в колено – боль была адская. Неудивительно, что брат потерял сознание и на целую неделю впал в кому. Он заслужил много упреков, но и ему досталось по полной программе. Впрочем, ему никакими страданиями не искупить того, что он натворил.

– Ты все такой же заботливый, – бросил он.

Я был готов к его обычным наглым шуточкам, но голос брата прозвучал неожиданно отрешенно. Чуть ли не уязвленно. Совсем не в его духе. Давит на жалость?

– А ты все такой же беззаботный, – сухо ответил я.

– Уймитесь оба.

Мне показалось, что это сказала мать, но я ошибся. Вмешалась ее подруга. Она с явным осуждением смотрела то на меня, то на брата. Причину ее недовольства я понял мгновение спустя, когда заметил, что мать судорожно стискивает ручки инвалидного кресла.

– Прости, мам, я не хотел…

Мы с братом сказали это хором, как по команде, и оба умолкли на полуслове, кажется, впервые за сегодня ощутив родственную связь. Мать воззрилась на нас с удивлением, но волшебство длилось недолго. Еще миг, и чувство родства растаяло без следа.

Я успокаивающе коснулся руки матери. Она смотрела на меня глазами полными слез. Я поцеловал ее в щеку и шепнул на ухо:

– Прости, я еще не готов.

В этот самый момент Клара принялась дрыгать ножками. Мать и Амели тут же переключили внимание на мою прелестную крестницу, засыпав меня вопросами: как она себя чувствует, далеко ли уехали ее родители, как я с ней управляюсь. Затем они перешли к воспоминаниям о том, как росли их собственные дети. Я рассеянно слушал их комментарии, наблюдая за Кларой, которая пыталась ухватить замок молнии на моей куртке.

– Как там Жюльен и Гаэль? – тихо спросил брат.

Определенно, его новая интонация разительно отличалась от той, к какой я привык. Я не мог понять, раздражает меня это или нет.

– А тебе-то что за дело? – огрызнулся я, не сводя глаз с Клары.

– Брось, Тибо. Тебе что, трудно ответить?

– У них все хорошо.

– А ты, значит, сидишь с их дочкой, когда они уезжают?

– Какая догадливость…

– Тибо…

Я услышал, как он вздохнул – по-моему, впервые в жизни. Обычно с его лица не сходила ухмылочка, которую мне всегда хотелось затолкать ему в глотку. Но сейчас он вроде бы говорил искренне. Наверное, я все же должен сделать над собой усилие.