Книга Траектория полета, страница 67 – Карен Уайт

Кэролайн посмотрела на него так же, как Мейси смотрит на Бекки, когда та оставляет теннисную ракетку на полу посреди комнаты.

– Не хочешь узнать, кто звонит? Ты же знаешь, это не я.

– Вас еще трое осталось там, откуда ты приехала.

Кэролайн закатила глаза.

– Я велела им не звонить тебе, пока я здесь. Сказала, что сама сообщу, как у тебя дела. Может, папа звонит?

Джеймс метнул в нее испепеляющий взгляд и достал телефон из футляра, прикрепленного к запястью.

– Отец не стал бы звонить.

Джеймс глянул на экран телефона и побледнел. Коснулся его пальцем, и мобильник замолк.

– Кто? – спросила Кэролайн.

Он посмотрел на нее потемневшими глазами. Я отступила на шаг, но Кэролайн осталась там, где стояла, как будто уже знала ответ.

– Брайан.

– Нельзя избегать его вечно.

– Увидимся за ланчем, – бросил Джеймс, развернулся и побежал прочь, набирая скорость, словно планировал бежать до тех пор, пока все не забудет.

– Его лучший друг, – пояснила Кэролайн, хотя я уже и сама догадалась. – Два года прошло! – произнесла она обреченно.

Как будто предательство и обида имеют срок давности.

– Некоторые вещи невозможно простить, вам так не кажется? – Понятия не имею, почему задала такой вопрос. Раньше мне и в голову не приходило об этом спрашивать. Потому что я сама прекрасно знала ответ.

Кэролайн смотрела на меня довольно долго.

– Дело ведь не в прощении, правда? Дело в свободе. Когда вы позволяете прошлому собой управлять, вы связаны с ним навечно. Вы никогда не измените свою жизнь, пока не научитесь забывать прошлые обиды.

– Вы не представляете…

Она подняла руку, останавливая меня.

– Представляю. Мой первый муж погиб во время теракта одиннадцатого сентября – за деловым завтраком в «Окнах мира». Мне было тридцать лет, и я думала, что моя жизнь уже сложилась. И внезапно все рухнуло. Очень долго я злилась. На мужа – за то, что пошел на ту глупую встречу. На тех, кто это устроил. Даже на тех, кто выжил. Злость меня ослепляла. Родные заставили меня записаться в терапевтическую группу по управлению гневом, и я встретила там человека, у которого умерла от рака жена. Они были в браке всего три года, и он не переставая твердил о том, как благодарен судьбе за те три коротких года. Я сказала ему, что он идиот. А он лишь улыбнулся и ответил, что его называли и похуже, а потом пригласил меня на кофе.

– Вы приняли приглашение?

– Да, приняла. И через год вышла за него замуж.

Я подняла брови.

– Так вы больше не злитесь?

– Только на себя. За то, что потратила столько времени, мечтая, чтобы в прошлом оказалась развилка, на которой я могла бы сделать другой выбор.

– Почему вы мне это рассказываете? – Я задержала дыхание, ожидая ее ответа.

– Наверное, потому, что мне следует практиковаться в таких разговорах. Я хочу помочь Джеймсу, поделиться с ним тем, что мне самой удалось понять, однако всякий раз, когда пытаюсь вызвать его на серьезный разговор, он сбегает.

Я видела теперь перед собой не элегантную даму средних лет и мать четверых детей, а просто старшую сестру. И мне было понятно ее стремление помочь младшему брату.

– Нелегко, правда? – заметила я. – Иногда я думаю, что самое трудное – ждать, пока мы сами сделаем свои выводы.

– Очень точно. Но мы обе знаем, что жизнь коротка. Нет гарантии, что мы успеем сказать тем, кого любим, нужные слова.

Я осознала, что стиснула челюсти, как будто меня вызвали в кабинет директора за то, что я разрисовала стены. Усилием воли разжав зубы, я спросила:

– А какие слова, по-вашему, нужны Джеймсу?

– О том, что нам нужно просить о прощении, даже когда мы верим, что не сделали ничего плохого. – Кэролайн помолчала, обдумывая, нужно ли продолжать. – И прощать себя. Обычно это самое трудное.

Я скрестила руки на груди и посмотрела на нее слегка воинственно.

– Когда мы впервые встретились, вы показались мне человеком, которого легко любить. Теперь я сомневаюсь.

Она улыбнулась – так похоже на Джеймса, что я слегка оттаяла.

– Мне часто такое говорят. Людям не нравится слышать то, что противоречит их убеждениям. – Она стала складывать свои вещи в сумочку. – Надеюсь, мы станем друзьями. Мне кажется, у нас много общего.

Она улыбнулась на прощание и вышла из сада.

Мне хотелось догнать ее и спросить: как же мне двигаться вперед после почти десяти лет бега на месте? Или лучше пойти домой и закончить просматривать конторскую книгу? И то и другое имело такой потенциал для разочарования, что я стояла неподвижно, вдыхая аромат питтоспорума, напоминающий о моем непростом детстве, которое никак не отпускало.

Берди

Я стояла на берегу залива у края воды. Теплая вода плескалась у подола моей ночной рубашки, отлив обнажил кустики ситника, открыв их лучам восходящего солнца. Джордж много знал о воде и погоде – рыбак обязан уважать и то и другое, если не хочет расстаться со своей жизнью. Я закрыла глаза, ощущая рядом с собой Джорджа, притворяясь, что утренний бриз, ласкающий мою шею, – его дыхание.

Мои воспоминания, как насаженные на булавку бабочки под стеклом, махали крылышками, надеясь освободиться и улететь. Мне нужно их выпустить. Я хочу опять заговорить, не боясь, что мои слова кого-то ранят или убьют. Для Мейси и Джорджии, наверное, будет поздно – но не для Бекки. Ей нужно знать правду, она должна понять, что за невидимая рука сжимает ей горло и мешает говорить. Она должна знать, что это не ее вина.

Темные силуэты лодок усыпали горизонт. Я смотрела на них из-под прикрытых век, притворяясь, что одна из этих лодок – та, которую Джордж назвал «Берди», и что скоро он вернется ко мне.

Пунцовое небо отражалось в глади воды, помогая мне представить, что Джордж где-то там, в солоноватом запахе воды, среди криков береговых птиц. Я никогда не могла отделить свои воспоминания о нем от красных приливов ^[16], когда вода становится похожей на кровь. Мы с Джорджем познакомились во время такого красного прилива летом 1953 года, когда нам обоим было по тринадцать. Цветение воды тогда почти на два года остановило рыболовство и лишило работы креветочные суда. Красный прилив принес в мою жизнь Джорджа. Он выходил в море на лодке с отцом и дедом, и они собирали устриц вместо того, чтобы болтаться в гавани, как остальные, глазея на мертвую рыбу и птиц, летающих над красными волнами.