
Онлайн книга «Кровные сестры»
– Мы почти в столовой, несмотря на неуклюжесть Прямой Челки, едва не столкнувшейся с Доной! – Доброе утро, Китти! Это еще что? Заведующая в дверях? Китти про себя называла ее Помыкашкой – сделай то, сделай это. – Отвали! Есть что-то смешное в том, чтобы говорить то, чего никто не понимает. – Ты сегодня прекрасно выглядишь. В этом-то старье? Китти поглядела на свои синие джинсы с эластичным поясом и мешковатую красную фуфайку, в которые ее облачила медсестра. Приходится делить гардероб с Доной, которая тоже носила восемнадцатый размер [3]. И здесь экономят! Как она ненавидит вещи Доны – от них всегда пахнет мочой, сколько ни стирай… – Знаешь, Китти, а ведь у меня для тебя сюрприз. «Не хочу я дурацких сюрпризов, дайте мне мою рыбную котлетку!» – К тебе гость. Быть такого не может! Пятничная Мамаша приходит по пятницам, а сегодня вторник, на букву «в». Они играли в слова сегодня утром перед дурацким «лицевая-изнаночная». – Разве тебе не хочется посмотреть кто! – Помыкашка не прибавила вопросительного знака к своему предложению. Это был приказ. – А нельзя ли ей пообедать перед встречей с гостем? – вмешалась Прямая Челка. – Она кусает костяшки пальцев. По-моему, она голодна. Китти готова была ее расцеловать. – Спасибо, спасибо! Прости, что потянула тебя за волосы! – Ничего, мы ей разогреем. Вези ее сюда. И не виляй креслом, будь добра! Влево-вправо, влево-вправо, чертя зигзаги по истертым половицам, в кабинет Помыкашки с видом на лужайку, недоступную для колясочников (однажды Китти попыталась туда добраться – с помощью здоровой руки она могла передвигаться на инвалидном кресле, но колеса забуксовали в траве, и все над ней смеялись. От этого Китти чувствовала себя ужасно глупо). Первым, что она увидела, были коричневые туфли с маленькими дырочками, составлявшими узор. Когда все время сидишь, первым делом замечаешь то, что внизу. Понемногу поднимая глаза, Китти рассмотрела серые брюки. Розовую с белым рубашку. Темно-синий пиджак с серебряными пуговицами. Круглое лицо, дряблая кожа. Растянутый в улыбке рот и глаза, которые не улыбались. – Привет, Китти. Прости, что меня так долго не было. Ты же меня помнишь? Здоровая рука Китти начала колотиться по креслу. Голова свесилась на грудь, гулко стукнувшись подбородком. Она ощутила пену на губах. – Так, не плеваться здесь! – захлебнулась слюной Помыкашка. «Увезите меня отсюда!!!» Вдруг кресло резко развернулось, и они припустили из кабинета по коридору – Прямая Челка пришла ей на помощь! В эти мгновения Китти бежала. Или ехала на велосипеде? Нет, скакала на лошади. Эти образы мелькнули в памяти один за другим, будто она примеряла их как одежду. Но вскоре они остановились. Глава 3
Элисон Сентябрь 2016 г. – Так почему же вам захотелось работать в тюрьме? – допытывался человек в металлических очках, напоминающий грызуна, со скептической миной и черными бровями, которые поднимались и опускались, пока он говорил. Для начальника тюрьмы он показался мне слишком субтильным, но, с другой стороны, я еще никогда не видела начальников тюрем. Почему мне захотелось работать в тюрьме? Ответ прост: да мне пока не захотелось. От этих стен у меня мурашки по коже. Я еле подавляю страх с той минуты, как оставила машину у ворот и назвала свое имя и цель визита («Элисон Бейкер, на собеседование с начальником тюрьмы»). Но, разумеется, я не могла так ответить. – Мне кажется, я могу привнести что-то новое и полезное, – услышала я свой голос. По-моему, это прозвучало жалко и патетически. Правая бровь начальника приподнялась. Это настолько отвлекло меня, что я едва не пропустила следующую реплику: – Как и большинство художников. Но отчего, мисс Бейкер, нам следует предпочесть вас другим кандидатам? В самом деле, отчего? Без рисования я быстро сыграла бы в ящик после несчастного случая. До того солнечного июльского утра я отличалась, по выражению моих педагогов, склонностью к наукам. Мне давалось все – и математика, и английский, хотя так бывает нечасто. Элисон, умная сестра. Тут вам и беглый французский, и явный талант к техническим дисциплинам. Рисованием и прочим увлекалась моя сестра – это занятие для тех, кто «не проявляет особых способностей». Хорошие ученики вроде меня относились к рисованию как к пустой трате времени. По крайней мере, именно так в моей школе восприняли новость о том, что я поступила в художественную школу вместо университета. Мне вспомнились первые недели после несчастного случая, когда мы с матерью разбирали вещи сестры. Повинуясь какому-то порыву, я открыла ее коробку с красками и достала тюбик «кобальта зеленого». Ее любимый бирюзовый оттенок. Моя рука сама взяла ее кисточку, которая запорхала по листу, точно ее направляла сестра. – А я и не знала, что ты тоже рисуешь, – прошептала мама. Я тоже не знала. Но это было моим очень личным секретом, которым не делятся с едва знакомым человеком, тем более с начальником тюрьмы. – У меня есть опыт работы с необычными художественными материалами, – нашлась я. – Например, с цветным стеклом. – Мы избегаем опасных предметов, – сказал другой человек, присутствовавший в кабинете. Он представился тюремным психологом. Надеюсь, он не читает мои мысли. – Вынужден напомнить, что многие из наших заключенных имеют серьезные нарушения психики. Есть и откровенные психопаты, хотя мы контролируем их поведение с помощью лекарств. Никто из наших подопечных не считается опасным для общества, поэтому им разрешено пребывание в тюрьме открытого типа, но все равно нельзя забывать об осторожности. Занятия со стеклами исключаются. – Еще я акварелист, – продолжала я. Ладони начали потеть. Стены угрожающе давили. Интересно, он тоже так себя ощущал, когда его посадили? Очень надеюсь. – А портреты вы рисуете? – Да, – ответила я, не прибавив, правда, что портретного жанра не жалую. Чтобы портрет получился, нужно заглянуть в чужую душу, а мне только этого не хватало. – С терапевтической точки зрения портрет помогает человеку взглянуть на себя другими глазами, – уже мягче сказал психолог. – Это одна из причин, почему мы ищем преподавателя рисования. А я-то гадала – зачем совершившим преступления людям рисование? Ведь отбывать наказание означает заниматься чем-то наиболее неприятным! Должно быть, начальник тюрьмы угадал сомнение в моем лице. – Обретение уверенности в себе снижает риск рецидива преступлений, – сказал он жестко и с вызовом, будто он отстаивал свою идею. |