Книга Загадка для благородной девицы, страница 64 – Анастасия Логинова

– Лида! Пойдите сюда… – не терпящим возражения тоном велела тогда она. Пришлось войти. – Там, в ящике, шпильки лежат, подайте.

– Вы что же в церковь ехать собрались? Вы ведь едва с постели встали, – сказала я, подавая ей коробку со шпильками.

– Да надо бы проститься с покойницей, а то нехорошо, – деловито отозвалась Людмила Петровна. Впрочем, выглядела Ильицкая сегодня действительно лучше. – Если она перед Максимом в чем и виновата, то, верно, искупила уж все. Не мне теперь ее судить. Хотя, конечно, отвратительной женой она ему была, по правде-то сказать… прости, Господи, душу мою грешную.

Закончив со шляпкой, Ильицкая хмуро оглядела себя в зеркале, а потом перевела не менее хмурый взгляд на меня:

– Замуж вам надо. А прежде всего – покреститься.

– За Василия Максимовича замуж? – спросила я, начиная злиться.

– А Вася теперь вас и не возьмет, – хмыкнула та в ответ, – раньше нужно было думать. А теперь Васька сам хозяин-барин, он уже и день венчания с Дашуткой-то назначил. Дурак. Так что другого жениха ищите! – Она, прищуриваясь, разглядывала меня так, что мне сделалось неуютно. А потом спросила с обычной своей непосредственностью: – за вами приданое-то хоть какое-нибудь дают?

– Людмила Петровна, я прошу вас… – вконец смутилась я.

– Ну я так и знала… – сделала та вывод и высокомерно поджала губы. – Собирайтесь, со мной в коляске поедете. Только что-нибудь хоть с лицом сделайте – выглядите ужасно. Хоть серьги наденьте.

– У меня нет серег, – ровнее держа спину, отозвалась я. То, что выгляжу ужасно, я знала и без нее.

Ильицкая же, не глядя на меня, прошествовала к туалетному столику, поискала в шкатулке и в руках ее заблестело что-то золотое и вычурное. Я думала, она сама наденет эти серьги, но Людмила Петровна небрежно уронила их на край столика.

– На вот. Вечером вернете.

Деликатности Ильицкий явно учился у матушки.

– Благодарю, – я перевела взгляд с серег на ее лицо, вежливо улыбнулась и попыталась вложить в эту улыбку все достоинство, которое у меня имелось. – К сожалению, эти серьги не подходят к моему туалету.

Разумеется, сказанное было глупостью: нет такого платья, к которому бы не подошли бриллианты. Но Ильицкая, думаю, меня поняла. Взгляд мой она выдержала смело и не моргнув. А потом хмыкнула:

– Гордая, да? Ну ладно…

Она в последний раз оглядела себя в зеркале и направилась к дверям, договаривая уже на ходу самое важное:

– В церковь нынче Женечку привезут.

– Как привезут?! Откуда вы знаете?

Все мое «достоинство» разлетелось в пух и прах, и не заметить этого Ильицкая не могла.

– Да уж знаю, – высокомерно ответила она, – в Псков, говорят, шишка какая-то с самого Петербурга приехала – специально по Женечкиному делу. Уважают его очень на службе, понимаете?

– Понимаю…

– Так вот и в церковь наверняка дозволят приехать – с Лизкою проститься.

Серег я так и не взяла. Не знаю, что задумала Людмила Петровна, но едва ли Ильицкий воспылает ко мне чувствами лишь потому, что я надену бриллианты его матери.

А чутье Людмилу Петровну не подвело: Евгений в сопровождении Севастьянова и Платона Алексеевича действительно был в церкви. Я старалась не глядеть на него, почерневшего лицом и исхудавшего. Не хотела видеть в его глазах скорбь по Лизавете – мне было тяжело видеть это. Я вообще старалась держаться особняком ото всех, стояла у самых дверей и лишь пытливо вглядывалась поочередно в лица Андрея и князя. Как ни ужасно, но, кажется, кто-то из этих двоих убил Лизавету, и я ждала, что кто-нибудь из них себя выдаст.

Князь светлым и печальным взором глядел на иконы, внимательно слушал священника, да и после, когда подошло время ему подойти к гробу – ни один мускул на его лице не дрогнул. Если это он задушил Лизавету, то ему бы играть в театре.

Поведение Андрея насторожило меня куда больше. К гробу он не подошел, а лишь, плотно сжав губы, блуждал взглядом по помещению церкви. У меня создалось впечатление, что он, как и я, ждет, что убийца непременно себя чем-то выдаст. Или же его изводили какие-то другие мысли. В любом случае эмоций по поводу происходящего у него явно было больше, чем у Михаила Александровича.

* * *

В тот же день я узнала, что в ближайшем будущем состоится не одно венчание, а два. Слава богу, что намерения Андрея оказались хотя бы честными в отношении Натали: он сделал ей предложение. Я изо всех сил старалась желать им счастья, но… Андрей совершенно не походил на влюбленного, только все больше и больше чернел лицом. Да и Натали счастливой невестой не выглядела.

– Это будет очень скромное венчание, – тихим голосом, будто оправдываясь, повторяла она уже пятый раз, кажется, – ведь у нас траур по папеньке и… Лизавете Тихоновне. – Потом она чуть оживилась и молящее посмотрела на жениха: – Андрей, а, быть может, нам устроить свадьбу чуть позже, через полгода хотя бы?

Тот, переведя на нее взгляд, накрыл своей ладонью ее руку, и ответил без эмоций:

– Как вам будет угодно, ma chère ³⁶. Но мне казалось, что мы все уже все решили.

– Да-да, конечно… – наклонив лицо, отозвалась подруга. – Но это будет очень скромное венчание.

В этот момент дверь в гостиную, где собрали всех, отворилась, и вошел Михаил Александрович. Натали же при его появлении живо поднялась и бросилась к другим дверям, ведущим в холл, пролепетав на ходу:

– Простите, господа, я справлюсь, как там ужин…

Я вполне справедливо ждала, что подруга захочет поговорить со мной, объяснить свое поспешное замужество и, может быть, спросить совета, как бывало не раз. Однако Натали меня будто нарочно избегала. И добила заявлением, что в Смольный не вернется – что это ее окончательное обдуманное решение, и что она уже написала Ольге Александровне. С ней что-то происходило, что-то явно творилось в ее душе и терзало, но, право, меня в то время изводили собственные проблемы, и брать на себя еще и груз забот Натали мне было просто не под силу. Потому и я этот тяжелый разговор и откладывала.

* * *

После ужина, как и было между нами условлено, приехал Платон Алексеевич в сопровождении судебного пристава Севастьянова, Кошкина и нескольких урядников – привезли Ильицкого для участия в следственном эксперименте.

Появление их стало для всех неожиданностью – это мягко сказано. Особенно разволновался почему-то князь Орлов:

– Что происходит? Почему в такой час, я не понимаю!

Платон Алексеевич, уже представившись, вышел чуть вперед и, с прищуром глядя на князя, спросил:

– Разве вы не рады, Михаил Александрович, что следствие по делу вашего друга возобновлено? Или вы считаете его виновным?