Книга Золотой стриж, страница 36 – Екатерина Соболь

– Я бы тебя нашел в любой момент, – отрывисто проговорил Кадет, будто вспомнил, что надо выглядеть устрашающе, а не побито. – Ты бы не сбежал.

Нилу захотелось пошутить, что-нибудь глупо и неуместно брякнуть, но тут он кое-что заметил. Кадет сидел сгорбившись и засунув кулаки под мышки, и в одном из этих кулаков был зажат нож. Лезвие было измазано чем-то темным, подозрительно напоминающим кровь. У Нила к горлу подкатил ком.

– Ты их все-таки нашел? – выдохнул он.

– Нет. Я превратился в птицу и облетел все ваши земли, – глухо ответил Кадет. – Ни единого человека, ни одной постройки. Леса, холмы и болота. А местом силы может быть что угодно. Любая кочка. Любое дерево. – Голос у него был тусклый. – Я провалил свою миссию. Упустил местных жителей и подсказку. Поддался гневу.

Кадет резко дернул вверх свой левый рукав и полоснул по руке ножом. Нил застыл, потрясенно открыв рот, и не успел его остановить.

Ничего странного в этой руке не было – обычная, на вид человеческая. Вот только вся кожа от запястья до сгиба локтя была покрыта рядами шрамов, аккуратных, как зарубки на дереве. Одни были совсем старые, другие – воспаленные, свежие. Из двух, особенно глубоких, сочилась кровь, каплями сползая по руке. Первый надрез Кадет, очевидно, сделал еще до прихода Нила, – вот чья кровь была на ноже.

Самым странным было то, что Кадет не морщился от боли, не бросался зажимать новую рану, а с застывшим, сосредоточенным лицом следил, как течет кровь, и, похоже, собирался сидеть так еще долго. Нил пошарил в полутьме, прополз вокруг дерева на коленях и отыскал распластавшиеся по земле листки подорожника. В детстве они всегда так делали: порезался – ищи подорожник, он везде растет. Нил оторвал листок, плюнул на него и пришлепнул к разрезанной коже.

– Ты… Как ты смеешь? – ошарашенно спросил Кадет, с трудом отрывая взгляд от пореза.

– Это чтобы подорожник лучше держался, – пролепетал Нил, сообразив, что, наверное, плевать на Ястреба не стоило.

– Зачем он мне нужен? – прошипел Кадет и оторвал лист.

– Чтобы зажило быстрее, – растерялся Нил. – Сейчас полегчает. Хочешь, еще один принесу?

Он, конечно, знал, что Ястребы всегда выполняют поставленную задачу, но он даже представить не мог, как они сходят с ума, если не выполнят. Кадет смотрел на него, тяжело дыша, потом снова уставился на свою изуродованную руку застывшим, фанатичным взглядом. Небо постепенно наливалось алым – Нил в жизни не видел такого поразительно яркого заката.

– Подумаешь, упустил, – сказал он, испытывая мучительную потребность утешить того, кому грустно. – Все иногда ошибаются, и…

– Не мы, идиот! – Кадет сунул Нилу под нос свою изрезанную руку. – Я достаточно ошибался, разве не видно? По шраму за каждый промах, непослушание или невыполненный приказ. Начальство всегда может проверить, насколько ты хороший Ястреб, попросив предъявить руки.

– А если не резать, можно ошибаться сколько хочешь, и все будут думать, что ты самый лучший Ястреб, – нашел выход Нил.

Кадет взглянул на него, как на сумасшедшего.

– Это против законов чести.

– То есть честь не запрещает вам захватывать чужие земли, но если не захватил, порежь себе руку? – Кадет так торжественно кивнул, что Нил рассмеялся. – По-моему, это ерунда.

Кадет прижал ладони к ушам, будто пытался заглушить собственные мысли. Опомнившись, он с трудом опустил руки, после чего вернулся к созерцанию шрамов.

Здесь, на холме, было еще совсем светло. Закат разгорался все ярче, алое солнце заливало землю прощальными лучами такой силы, как будто светило в последний раз. Монструм задремал у Нила под боком, положив лапу на лежащую рядом палку, – невесть какое сокровище, но она ему, похоже, нравилась.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Нил, глядя на изрезанную руку.

– Потому что ошибка нарушает совершенство нашей природы, – без выражения проговорил Кадет. – Поэтому разрешается сделать надрез. Чтобы ты мог смотреть на него, размышлять о своей ошибке и никогда ее не повторять.

– Кошмар. Не ошибаться невозможно, ты в курсе?

– Говорят, у Магуса нет ни единого шрама. – Голос у Кадета благоговейно дрогнул.

– Сочувствую, – отозвался Нил. – Звучит очень жутко.

Кровь из предплечья продолжала сочиться, неаккуратно размазываясь по коже. Нил сорвал еще несколько листов подорожника и сосредоточенно облепил ими порезы, – плевать в этот раз не стал, просто прижал ладонью.

– Вот, так лучше, да? – Нил ободряюще улыбнулся. Он не мог просто смотреть на чужие страдания и ничего не делать. – Мы как-нибудь выкрутимся, только не режь ничего больше.

Кадет поморщился, и у него вдруг стало такое лицо, будто он сейчас что-то скажет, что-то очень важное. А потом он успокоился – кажется, его захлестнуло то чувство, которое было Нилу верным другом уже много лет: когда ниже падать уже некуда, становится совершенно не о чем беспокоиться. Они помолчали, глядя на то, каким пронзительным светом закат освещает каждый цветок в траве, каждую ветку. Потом Кадет вдруг распрямился, будто его кольнула какая-то новая мысль. Нил вопросительно посмотрел на него, и Кадет свирепо, торжественно сказал:

– Я предлагаю тебе сделку. – Кадет смотрел куда-то поверх его плеча, на горизонт. – Ты не ищешь место силы, не отдаешь ему магию. Я оставляю тебя в покое и возвращаюсь в Селение, ты принимаешь предложение того сопляка и остаешься веселиться с ним. Просто пообещай не искать – вы же никогда не нарушаете обещаний.

Нил удивленно глянул на него. Он и не думал, что Кадет прислушивался к его разговору с Магом, но Кадет, похоже, не упускал ничего. А потом удивился в два раза сильнее, потому что до него дошло: Кадет предлагал отступить. Сдаться. Это было так на него не похоже, что Нил даже ответ придумать не смог, так и замер, глупо моргая.

– Тогда купол скоро рухнет. Я не знаю, сколько он еще протянет.

– Для нас не принципиально достигнуть своей цели прямо сейчас, терпение – добродетель. Я выяснил, что эти земли скоро падут сами, и с этой новостью вернусь. Мне не повысят магический ранг, но и не накажут.

– А потом? – выдавил Нил. – Когда здешняя магия иссякнет?

Вся эта идея вызывала у него смутное, неприятное беспокойство, и оно стало только сильнее, когда Кадет отвел взгляд и нахохлился, словно корил себя за то, что сказанул лишнего.

– Потом мы вас захватим, как вы выражаетесь.

– И убьете их всех?

– Зачем? – удивился Кадет. – Мы не убиваем без нужды. Разошлем всех по игровым Селениям, которые, как ваше, производят магические предметы, наполненные Тенью.

Нил заледенел.

– Как… Как наше? Значит, оно не одно? Кадет воззрился на него, как на идиота.

– Конечно нет. Их десятки. Мы делим освобожденных на тех, кто отправляется в Селения увеличивать запасы Тени, и тех, кто остается на своей земле и производит пищу. Все трудятся на благо Империи.