
Онлайн книга «Черный цветок»
- А этот медальон, оказывается, вовсе никого счастливым не делает. Наоборот. Им людей в ущербных превращают, а то, что у них отнимают, благородные берут себе, поэтому они такие все умные и способные. Представляешь? - Не может быть! Это же… нечестно! - Чаруша вскинула глаза. Надо же, девка, а понимает! Ободренный ее поддержкой, Есеня продолжил: - Я решил, надо этот медальон молотом расколотить. Или в горне переплавить. - Здорово! А как же ты его найдешь? Есеня чуть не проговорился, но вовремя прикусил язык. - Найду. Вот увидишь! - А мой отец говорит, что тебе надо к вольным людям уходить… - вздохнула она. - А что? Можно и к вольным людям! - оживился Есеня: идея ему понравилась. - Ты что! Это же на всю жизнь! - Ну и что? Здорово. Работать не надо, денег копить не надо! - А как же жениться, детишек завести?… - Огорченно спросила Чаруша. - Была нужда! - Есеня дернул плечом. - Слушай, возьми меня с собой, - шепотом попросила она и, покраснев, опустила лицо. - Куда? - К вольным людям. - Ты чего? С ума сошла? Чего ты там будешь делать? - Еду готовить. Еще я шить умею. Кто вольным людям одежду зашивает? Стирать могу. Я все умею, правда. - Глупости это. Вольные люди на то и вольные, что баб за собой не таскают. Чаруша вздохнула, и Есеня увидел слезы в ее глазах. - Да ладно, не реви, - снисходительно сказал он. - Ты замуж выйдешь, ты красивая. - Правда? - она подняла лицо. - Что «правда»? - Что я красивая? - Конечно, что ж я, врать буду, что ли… Она осторожно вытерла слезу и улыбнулась. Как легко девчонку сделать счастливой! Ведь кому ни скажи - «ты красивая», тают и улыбаются. Как будто это самое главное в жизни. Интересно, улыбнулась бы она, если бы Есеня сказал ей, что она аппетитная и ему хочется ее потискать? Наверняка бы обиделась и по роже хлопнула. А это ведь гораздо важней, чем красота. Вот белошвейки - те не обижаются, но им это тоже почему-то не нравится, они тоже все хотят быть красивыми. Когда Чаруша ушла, он стал мечтать, как вечером пойдет к белошвейкам. Но надеждам его сбыться было не суждено: ближе к закату к нему пришла Цвета - одна, без подружки. - Есеня? Это я. - Заходи, - Есеня к тому времени успел заскучать и проголодаться. Спать ему не хотелось, через щелку в стене ничего, кроме кур во дворе Бушуихи, он не видел, так что приходу сестренки обрадовался. - Меня батя прислал. - А пожрать принесла? - Есеня принюхался: от ее узелка очень аппетитно пахло жареной гусятиной. - Конечно. Вон, смотри, это мамка для тебя специально зажарила. Только ты все не ешь, это тебе на дорогу, - она залезла на сеновал поближе к Есене. - И молоко тут. Флягу оставь себе, пригодится. - На какую дорогу? - Есеня облизнулся и запустил руку в горшок, который прятался в узелке. - Батя тебе велел сегодня ночью, как только стемнеет, идти в лавку к Жидяте. Он тебя проводит в лес, к вольным людям. - Чего, серьезно? - Есеня еще не понял, радоваться ему или, как обычно, доказывать отцу свою самостоятельность. - Конечно. Батя сам хотел прийти, но он же высокий, его издали видно. Побоялся, что проследят. - Как у вас там? Все в порядке? - Ой, Есеня. Не знаю. Нас никто не трогает, но все равно очень страшно. Мама плачет, батя места себе не находит. Нам, наверное, придется уйти из города. Батя говорит, что у тебя другого выхода нет, только к вольным людям уходить. Все равно поймают. Выследят, кто из нас тебе еду носит. И про Чарушу догадаются рано или поздно. - Да я что… Я не против. К вольным людям - так к вольным людям, - Есеня откусил кусок гусиной ножки. - Чаруша со мной к вольным людям просилась. Но я отказался. - Она тебе нравится? - Ну да, пухлая такая… мне пухлые нравятся. - Она хорошая, правда? - сестренка явно оживилась. - Ну да. Чего она только к вольным людям собралась, я не понял. - Чего, действительно не понял? - Цвета рассмеялась. - Вы никогда таких вещей не понимаете. - Да ладно. Чего там понимать-то? Скучная жизнь у вас, а у вольных людей весело, интересно. - Дурак ты, Есеня, - сестренка посмотрела на него сверху вниз. - Чего сразу «дурак»? - Есеня жевал с таким аппетитом, что не очень-то обращал внимание на ее слова. - Она же в тебя влюблена по уши! Ты что, не видишь, что ли? - Чего, серьезно? - Есеня откусил еще кусок. - Ну да. Знаешь, как батька радовался! У них ведь с ее отцом все уже сговорено. Она к нам и ходит поэтому. Отпустили бы ее в чужой дом допоздна сидеть? Ты что, не знал? Есеня перестал жевать. - Ничего себе… - пробормотал он. - А меня они не хотят спросить? - Ну ты же сам сказал, что она тебе нравится, - сестренка потускнела. - Мне, знаешь, много кто нравится. Нет, она хорошая, ты ей не говори, что я так. Но жениться мне пока что-то не хочется. - Так ведь не сейчас. Пока сладится все - года через два, а то и через три свадьбу бы сыграли. Есеня подозревал, что тут батя подложит ему какую-нибудь свинью, и давно приготовился к долгой и серьезной обороне. Он не сомневался, что в невесты ему выберут какое-нибудь пугало. Обижать же Чарушу было жалко, и это ставило его в особенно неприятное положение. Но не жениться же, в самом деле, только потому, что боишься кого-то обидеть? Лучше уж податься к вольным людям. Жидята ждал его: в лавке горел свет, и как только Есеня постучал в дверь, она сразу же приоткрылась. Жидята втащил его внутрь, осмотрелся и дверь тут же прикрыл. - Ну что? Добегался? Доигрался? - спросил он, оглядев Есеню с головы до ног. - Да ладно… Чего сразу «добегался»? - Ничего. Садись. Ты ел? - Да. У меня еще есть, мамка на дорогу дала. - Хорошо. Тут батька тебе собрал кое-что. Посмотри. Жидята вытащил из-под стола увесистую котомку. - Вот. Сапоги сейчас надевай - через лес пойдем. - Вот это да! Сапоги? - удивился Есеня. - Надевай. Ножик твой батя подправил - как мог, конечно. Это уже не булат, но режет хорошо, да и крепкий. Пригодится. Вот еще, смотри. - Ух ты! - Есеня задохнулся. - Это чё? Кистень такой? - Почти, - усмехнулся Жидята. - Это боевой цеп. Батя твой сам сделал, так что не сомневайся - надежная игрушка. Там тебя научат, как с ним обращаться. Тут еще вещи теплые, одеяло. Жмур четыре золотых дает, это твой пай первоначальный. Так что если кто скажет, что ты пока ничего не заработал, - не верь. На четыре золотых полгода можешь жить спокойно. Потом, глядишь, втянешься, сам пользу приносить начнешь. |