Онлайн книга «Мать сыра земля»
|
Выбор футболок - а Моргот решил купить нам по две штуки сразу - развеял нашу нервозность и окончательно успокоил Бублика. - Моргот, Моргот, я вот эту хочу! - Силя тыкал пальцем в картинку с дирижаблем. - Это дерьмо, я дерьмо покупать не буду. - Ну почему? Картинка здоровская! - Она облезет через три дня. Девушка, нам вот из тех покажите, что у вас есть. Для мальчиков. - Моргот, а я вот эту хочу, со слоником, - Первуня дергал Моргота за рубашку. - Сбрендил? Розовый слоник плавал в цветочках, а Первуня почему-то питал слабость именно к розовому цвету. Моргот же его терпеть не мог. - Ну классный же слоник! - Офигеть, какой классный! Бантиков только к твоему слонику не хватает! - Первуня, бери с машинкой! - подтолкнул его Силя. - Я не хочу с машинкой, я хочу слоника-а-а… - захлюпал носом Первуня. - Моргот, смотри, вот эту давай купим! - Бублик вытащил из высокой стопки футболок, выложенной девушкой на прилавок, черную с ярко-красной надписью на груди. - Ты знаешь, что тут написано? - прыснул Моргот. - Нет, а что? - Ну… в первом приближении… Я - крутая телка. Это тоже для девочек. Думаю, там, где ее шили, не умели читать. - А для мальчиков такой нет? - Я хочу слоника-а-а… - ныл Первуня. - Заткнись. Девушка, заверните ему этого чертова слоника! И вот ту мне еще покажите, маленькую, с дятлом, мля… - Первуня, ты дятел! - радостно захихикал Силя. - Я не дятел, я не дятел! - Первуня снова приготовился реветь. - Ладно, не надо с дятлом. Что у вас еще на ребенка есть? - Вот эти для мальчиков хорошо берут, - девица равнодушно положила перед Морготом серую футболку с мультяшной крысой. - Я тоже хочу с крысой! - закричал я. - И я хочу с крысой! - подхватил Силя. - С крысой еще вот такая есть, - девица полезла под прилавок, долго шуршала пакетами и вытащила на свет черную футболку. Крыса на ней оказалась гораздо более свирепой, натуральной и смешной. - Это чур мне! - заорал Силя. - Нет мне! - Нет мне! - Цыц, малявки… - Моргот по очереди хлопнул нас обоих по затылку. - Ты вообще хотел с волком. - А вторую - с крысой! - не сдался я. - У меня от вас голова трещит. Навязались на мою шею… Девушка, у вас с крысой только одна? - Я поищу, - недовольно ответила та. Одинаковые футболки с крысами оказались нам с Силей великоваты, но мы не очень-то из-за этого расстроились. После мы купили теплые рубашки и зимние ботинки: Моргот сказал, что пока у него есть деньги, их надо тратить, потому что потом их может и не быть. Он как будто в воду глядел: потом, зимой, эти ботинки, купленные тогда на размер больше, чем нужно, сослужили нам хорошую службу. Став взрослым, я оценил, почему мы с ребятами выглядели лучше многих детей, живущих в семье: Моргот покупал нам не много вещей, но это были добротные, хорошие вещи. Мы никогда не надевали на себя обносков, как это принято в многодетных семьях; наши футболки не вытягивались от стирки, а рубашки не выцветали через месяц после покупки; мы носили крепкие кроссовки, которых могло хватить и на два сезона, если бы мы из них не вырастали. У нас были теплые куртки из прочной ткани, рубахи и свитеры из натуральной шерсти и кожаные ботинки. - Моргот, ну объясни мне, почему? Зачем ты все это делал? Он затягивается своей длинной черной сигаретой и смеется: - Иди ты к черту, Килька! Я не знаю! Я сто раз тебе говорил: не знаю. Мне это нравилось. Иногда я вас просто ненавидел, особенно с похмелья, когда вы орали у меня над ухом. Я не хотел, чтобы вас забрали в интернат. - Слушай, а ты жалел Бублика тогда, на рынке? - Я тогда перепугался, если честно. Глаза у него были… В общем, я видел однажды такие глаза. Черт вас знает, вы же все были… поломанные. Я не спрашиваю его о брате: мне кажется, этого делать нельзя. Моргот с легкостью рассказывает о себе много интересного и вполне откровенного, но с ним очень трудно говорить о его чувствах. И это не поза, не притворство. Он не притворяется бесчувственным и не является им. Он на самом деле боится чувствовать. - А с Силей? С днем его рождения? Зачем ты это сделал? Ведь даже я поверил. - Тебе жалко, что ли? Ну, порадовался пацаненок… - Моргот невозмутимо пожимает плечами. - Это была напрасная надежда. Зачем питать напрасные надежды и иллюзии? - В детстве почти все иллюзии - напрасные. Пока дело дойдет до их развенчания, они забудутся. Я вот тоже в детстве хотел быть конструктором ракет. И чё? Думаешь, я сильно переживал, что им не стал? - Думаю, да, - я улыбаюсь. - Да не переживал я, Килька, не переживал! Это Сенко переживал, а мне было наплевать. Я даже радовался, что им не стал. Ты представляешь себе, как бы я протирал штаны в каком-нибудь ящике с девяти до шести? Я не очень себе это представляю. - Я думаю, с Силей дело не в иллюзии. Не очень ты об этом задумывался. Ты просто не хотел быть хорошим. Мы в детстве делали какую-нибудь пакость и сваливали ее на других. А ты сваливал на других свои хорошие поступки. Разве нет? А если не мог свалить, то оправдывался, придумывал плохие мотивы для этих хороших поступков. - Не плохие, а нормальные для нормального человека, - Моргот недовольно сжимает губы. - Ты считаешь, нормальный человек не совершает хороших поступков? - Я не знаю. Но я - не нормальный человек. По дороге с рынка Моргот задержался, чтобы позвонить, но сказал в трубку только два слова: - Это я. После этого посмотрел на телефон, издававший короткие гудки, равнодушно пожал плечами, повесил трубку на рычаг, и мы пошли дальше. К вечеру, когда мы вернулись, набегавшись по городу от души, у Моргота разболелась нога. Если у Моргота что-то болело, нам предписывалось ходить на цыпочках и говорить шепотом, потому что он в такие минуты бывал злым, как черт. Разумеется, предписаний мы не соблюдали. И когда вернулись в подвал, еще не знали, что у Моргота что-то болит, поэтому тут же включили телевизор, продолжая беситься, скакать и орать во все горло. Салех тоже был дома в тот вечер и сидел в своем углу, разбирая какое-то очередное радиотехническое приспособление. Глаза у него были грустными, и это означало, что он решил бросить пить, но сил держаться у него больше нет. - Салех, а это что? - спросил Силя, с разбегу едва не опрокинув стул, на котором тот сидел. - Это усилитель, - ответил Салех. Он был мрачен. |