Онлайн книга «Вечный колокол»
|
Млад вышел из Большого терема, поспешно нахлобучивая треух на голову: мороз впился в уши, стоило только оказаться на крыльце. - Счастливо тебе, Млад Мстиславич! - вежливо кивнула ему старушка-метельщица, убиравшая снег с дорожки. - Счастливо, - пробормотал он, запахивая полушубок. После оттепели мороз казался непривычным. - Что ж ты так легко оделся? - метельщица сочувственно покачала головой. Млад не вспомнил о морозе, когда выходил из дома. Только по дороге на занятия глянув на восходящее солнце, он подумал, что мороз - покрепче утреннего - установился дней на десять (предсказание погоды было для него делом привычным). Млад на ходу что-то пробурчал метельщице и почти бегом направился к естественному отделению - двухъярусному коллежскому терему, где жили студенты: сегодня он пообещал диспут вместо лекции. Конечно, уважающий себя наставник ни за что не пошел бы на поводу у студентов, но Млад любил диспуты в учебной комнате - уютной, с потрескивающей печкой, - а иногда и за чарочкой меда. Он столько внимания уделял тому, чтобы не уронить с головы треух и одновременно не дать распахнуться полушубку, что неожиданно наткнулся на декана, идущего по тропинке ему навстречу. Декан был человеком крупным, и Млад, хотя на рост и не жаловался, ткнулся головой в его выпуклую грудь, плавной дугой переходящую в не менее выпуклый живот. - Млад! - декан недовольно сложил мягкие тонкие губы и пригладил мех куньей шубы на груди. - Ну что это за вид? Ты что, истопник? Что ты бегаешь по университету, как студент, грудь нараспашку? В валенках! Будто сапог у тебя нет! И когда ты наконец избавишься от этого собачьего полушубка? Сычёвские мужики побрезгуют такое на себя надеть! - Это волк, настоящий волк, - улыбнулся Млад. - Никакой разницы! Заведи хорошую шубу, а то мне стыдно смотреть студентам в глаза. Будто наставники на естественном отделении нищие! - Хорошо, - в который раз пообещал Млад и хотел бежать дальше. - Погоди, - декан попытался поймать его за руку. - Ты опять заменил лекцию диспутом? - Ну… Я в следующий раз диспут на лекцию заменю… - Да ладно! - хмыкнул декан в усы. - Беги, пока совсем не замерз… Но чтоб в последний раз! Млад оглянулся на часозвонную башенку Большого терема - до диспута оставалось полчаса, и он прямо с улицы завалился к старому коллежскому сторожу по прозвищу Пифагор Пифагорыч. Пифагорычу было далеко за восемьдесят, в лучшие годы он служил грозным коллежским старостой и мог бы доживать век в покое и достатке, но расстаться с университетом не смог, поселился в сторожке на входе в терем и присматривал за студентами не хуже родного деда. Со времен службы остались внешняя солидность и строгий взгляд, ясность ума, разве что с возрастом Пифагорыч стал чрезмерно ворчлив. Настоящего его имени никто и не помнил. - Здорово, Пифагорыч, - выдохнул Млад, сунув голову в дверь, - погреться пустишь? - Здорово, Мстиславич, - не торопясь ответил старик. - Заходи, раз пришел. - Я на полчасика. Ребята пообедают… - А сам обедал? - Пифагорыч поднял седую кустистую бровь. - Да некогда домой бежать… - Садись, щей со мной похлебай, - дед указал на скамейку за столом. - Похлебаю, что ж, - Млад пожал плечами: отказываться показалось ему неудобным, хоть голода он не чувствовал. И, конечно, Пифагорыч тут же сел на любимого конька: - Да, не так живем, совсем не так… В щах курятины и не разглядеть, сметаны будто плюнули разок на целый котел. Про молодость мою я и не говорю, а ты вспомни, как мы при Борисе жили, а? - Пифагорыч, ну что ты хочешь? - Младу щи показались наваристыми, и сразу откуда-то появился голод. - Был бы жив князь Борис, он бы быстро всех к порядку призвал. Бояре жируют, власть делят, а княжич против них еще сопля. - Ты слышал, дознание будет? И года не прошло, решили узнать, своей ли смертью умер князь Борис. - А ты откуда знаешь? - глаза старика загорелись. - Меня тоже зовут. Всех, кто волховать [1] может, зовут. - Расскажешь? - Ну, если слова с меня не возьмут, чего б не рассказать… - Да убили его, тут и к бабке не ходи. Либо литовцы, либо немцы, - крякнул дед. - Наверное, княжич и хочет узнать, литовцы или немцы. Кто убил, того и погонит из Новгорода взашей вместе со всем посольством. - Долго собирался княжич твой. Батьку родного убили, а он сидит себе и в ус не дует! - Пифагорыч, ему и пятнадцати еще не исполнилось, что ты хочешь от мальчишки? Он наших студентов с приготовительной ступени моложе на два года почти. Посмотри на них и скажи, о чем они в шестнадцать лет думают? О девках сычёвских, да о пиве с медом. - Эти пусть балуют сколько душе угодно, а княжич на то и княжич, чтоб о всей Руси думать! Князь Борис в двенадцать лет в первый поход на крымчан вышел и с победой вернулся! Да и ты, помнится, в пятнадцать в бою успел побывать. - Я от озорства и от дури, - Млад опустил глаза. - Это от какой такой дури? А? За Родину сражался от дури? - вскипел старик. - Дожили до того, что за Родину драться стыдимся… Это купцы иноземные людям свой вздор нашептывают! Им, вишь, выгодно, чтоб мы стыдились. А жрецов иноземных сколько понабежало? Не убий, да возлюби ближнего! Опять же, врагам нашим выгода. Да начни сейчас против нас войну, ни один студент не побежит в ополчение записываться! Ты вот тайком сбежал, а эти задов со скамеек не подымут. - Напрасно ты так, Пифагорыч… Это они пока друг перед дружкой носы задирают, а до дела дойдет - не хуже нас окажутся. - Ни в твое время, ни в мое так носов никто не задирал, наоборот, мы ратными подвигами хвалились. А теперь все боярами быть хотят, белы ручки из рукавов вынуть брезгуют! Война не боярское теперь дело, вишь ты… - Так боярами или христианами, Пифагорыч? - подмигнул Млад. - Один хрен, и редьки не слаще! Одни мошну набивают, другие колени протирают да морды под оплеухи подставляют. И скажи еще, что я не прав! - Да прав, прав… - улыбнулся Млад. - Не успел прах Бориса остыть, как тут же воинскую повинность для бояр отменили! - проворчал старик. - Дождались его смертушки… Ты смотри, хорошо дознавайся-то… Вдруг и не немцы это вовсе, а наши бояре сговорились? Им-то теперь какая благодать настала! - Или князья московские, или киевские, у них благодати не меньше… Или астраханские ханы, или крымские, или казанские… Пифагорыч, без Бориса всем благодать, кроме нас. А от меня там ничего не зависит, нас человек сорок соберут. |