
Онлайн книга «Кольцо принца Файсала»
– Его имя Рамон Благочестивый, миссис Бриггз. Госпожа надкусила печенье. – Да, имя действительно любопытное, но обычно такие люди представляют собой прямую противоположность своему прозвищу. Том энергично кивнул. – В этом госпожа абсолютно права. Но он обладал забавным умением. – Вот как? Что же это за умение, позволь тебя спросить? – Он мог плыть, держа во рту сразу три печенья, – ответил Том и покосился на фигуру Христа. – И научился этому искусству сам, – добавил он. Миссис Бриггз округлила глаза. – Если ты хочешь взять печенье, то так и скажи. Том извинился и взял печенье. – В Англии… – начала миссис Бриггз. И надолго замолчала. Том покосился на нее, ожидая продолжения, но госпожа откинулась на спинку кресла с отсутствующим выражением лица. Спустя некоторое время она продолжила: – …в Англии, где я родилась. Каждый день я думаю о моей родине. Я засыпаю с мыслями о ней, и первое, что вижу, открывая глаза, – это моя Англия. Там жили все мои предки. Потом произошло восстание крестьян, в котором мы потеряли все свое состояние. Потом половина всех англичан погибла от чумы. Но сегодня Англия – величайшее государство в мире. И ты это знаешь. – Знаю, мэм. – Великая страна, – простонала госпожа. – Абсолютно фантастическая, – повторил виночерпий, поглядывая на печенье. – Лондон – бесподобный город, Том, совершенно не похожий на другие. Начало всех начал. В юности я часто бывала в театре. Какая драма, какие костюмы, но, прежде всего, какая поэзия! Сара Бриггз закрыла глаза и проникновенно прошептала: Ночь сердится, а день исподтишка Расписывает краской облака. Как выпившие, кренделя рисуя, Остатки тьмы пустились врассыпную
[5]. Женщина посмотрела на Тома. – Я хочу, чтобы ты выучил это наизусть. Не важно, если ты не понимаешь смысл, главное – прочувствуй музыку слов. Можешь повторить две первые строчки? – Да, мэм: Лондон – бесподобный город. – Да совсем не то, болтун! Давай еще раз. Ночь сердится, а день исподтишка Расписывает краской облака. Том повторял строчку за строчкой снова и снова, пока не выучил четверостишие целиком. – Чувствуешь, как слова звучат в тебе, Том? – Чувствую, мэм. Миссис Бриггз отвернулась, отмахнувшись от него, как от мухи. – Ничего ты не чувствуешь, абсолютно ничего. Приблизься. Том подвинул свой стул. Сара Бриггз смотрела на него изучающим взглядом, словно пыталась в нем что-то разглядеть. – Ступая по улицам Лондона, – прошептала она, – ты ступаешь по центру мироздания. Ты знал об этом? – Да, мэм, я это знал. Госпожа раздраженно побарабанила ногтями по столу. – Откуда ты можешь это знать, раз ты никогда не бывал в Лондоне? – С Лондоном, миссис Бриггз, то же самое, что и с Солнцем. Миссис Бриггз наморщила брови. – Что, ради всего святого, ты хочешь этим сказать? Том откашлялся и, пытаясь подражать интонациям беззубого старика, которого он встретил в портовой таверне Порт-Ройала, прошептал: – Да… Видите ли, мэм, сперва я должен спросить вас вот о чем: известно ли вам, где находится мужское семя? В комнате стало тихо. – О чем ты говоришь? – госпожа начала нервно хватать ртом воздух. – Я расскажу вам о Копернике, мэм. Он родом из Польши и очень ученый человек. О Солнце он говорил, что оно находится в центре Вселенной. Точь-в-точь как косточка в персике или семечко в яблоке. Я стал птицей и в золотом сиянии луны полетел над планетой, словно альбатрос. И я видел, как Земля вращалась подо мной, и созерцал на ней множество разных лиц: белых и черных, желтых и оливковых. Одни были в шляпах, другие – в тюрбанах. Я видел города с часовыми башнями – одни были остроконечными, другие – круглыми, видел церкви с крестами и церкви с полумесяцами, дворцы из фарфора и чистого золота. Но когда я вернулся назад, то увидел, что солнце встает там же, где вставало. Ничего не меняется, Сара Бриггз. Жизнь повторяется, это танец по кругу, меняемся только мы, люди. Мы стареем, теряем зубы и волосы, слух и зрение. А небесные тела вечны, и Солнце величайшее из них. Тишина. Том смотрел на миссис Бриггз, а миссис Бриггз смотрела на Тома. Наконец она произнесла: – Уйди, будь добр. Том поклонился и оставил спальню, чтобы десять минут спустя вернуться туда снова. Если до этого у госпожи на щеках играл лишь слабый румянец, то теперь все ее лицо полыхало, как петушиный гребень. Она уже не лежала, а сидела в постели. В глазах распятого Иисуса на картине наверху появилось нечто похожее на жизнь, и теперь он взирал на Тома даже с неким дружелюбием. – Я наслушалась в своей жизни всякого, – проговорила миссис Бриггз, – но не думала, что буду выслушивать подобное в собственном доме. – Коперник… – начал Том. – И ты осмеливаешься вновь упоминать его имя? Он – еретик. Тебе понятно, Том? – Да, мэм. Госпожа указала на стул и взглянула на Тома уже чуть помягче. – Я ведь всего лишь беспокоюсь за тебя, – сказала она. – Где ты этого набрался? – Думаю, в одной из таверн Порт-Ройала. Миссис Бриггз перекрестилась и натянула на себя одеяло. – Я предпочла бы сменить тему, – со вздохом произнесла она. – Я тоже, мэм. Миссис Бриггз испытующе смотрела на своего виночерпия, потом отвела взгляд. Затем взглянула на него снова, но уже с беспокойством. – Ты веришь в это? – Вовсе нет, мэм. – Во что же ты тогда веришь? – В Бога, мэм. Сара Бриггз фыркнула и посмотрела на Тома со скептическим выражением на лице. – Ну что же, поверим на слово. Давай-ка тогда проверим, насколько ты знаешь катехизис. Том улыбнулся и радостно кивнул, совершенно не зная, что такое катехизис. – Мы все едины во мнении о том, кто создал мир, – заявила миссис Бриггз. – Совершенно едины, мэм. Это сделал Бог. – А значит, и Солнце – тоже его творение, не правда ли, Том Коллинз? |