Онлайн книга «Нездешние»
|
Мона протягивает руку навстречу. – Сколько? – Сколько? – Он в недоумении отдергивает ключ. – За что? – За… номер? – О, – восклицает старик не без досады, словно позабыл о ненужной формальности. Положив ключ и снова крякнув, он начинает перебирать бумаги на столе. При этом замечает погибшее растение, останавливается, склоняется к нему, рассматривает. Потом поднимает глаза на Мону и говорит сурово: – Моя пальма умерла. – Я… мне очень жаль. – Она была очень старая. Он, очевидно, ожидает ответа. Мона решается на: «О?» – Да. Она у меня почти год. Поэтому я ее очень любил. – Что ж, это понятно. Старик просто смотрит на нее. Мона добавляет: – К вещам, с которыми долго прожил, привязываешься. Он продолжает смотреть. Моне становится не по себе. Мелькает мысль, не впал ли старик в маразм, но тут что-то другое: ей очень неспокойно в этой большой темной конторе, где освещен и осязаем один угол, а остальное от нее скрыто. Ей почему-то кажется, что они здесь не одни. Когда старик возвращается к бумагам, Мона оглядывается по углам – по-прежнему пусто. Может, эту жуть нагнали увиденные похороны. – Не знаю, что мне теперь с ней делать, – бурчит старик. – Она мне очень нравилась. Но, надо полагать, так бывает. – Фыркнув носом, он извлекает из груды старых бумаг маленький листок для заметок, пристально его рассматривает, как туза в покерной сдаче, и объявляет: – Двадцать долларов. – За ночь? – Похоже на то, – мрачно отвечает старик, возвращая листок на стол. – Так вы… не знаете, сколько берете за собственные номера? – Здесь разные номера и цены разные. Я их забыл. И гостей у нас давно не бывало. Мона, глядя на пыльные груды бумаг, легко ему верит. – А можно спросить, как вы при этом еще не закрылись? Он отвечает, подумав: – Думаю, вы бы сказали, что здесь нет недостатка в доброте. Мона почему-то чувствует, что старик говорит правду. Но ее это не слишком утешает. – Просто любопытно – ваш мотель единственный в городе? Он снова размышляет над вопросом. – Если есть другой, я о нем не знаю. – Думаю, это честный ответ. Мона достает из сумочки двадцатку и вручает хозяину. Тот зажимает деньги в кулаке, как ребенок, и снова пристально смотрит на нее. – Вы здесь прежде бывали? – Здесь? В Винке? – Да, в Винке. – Нет, первый раз. – Хм. Позвольте тогда, я покажу вам номер. Он берет ключ, так и не выпустив двадцатидолларовой купюры, и идет к двери. Выходя за ним, Мона оглядывается на стол. На нем не видно ни пистолетов, ни оружия, ничего подозрительного. Но все же что-то ее беспокоит, как крошечная ранка во рту. Что-то тут не так. У двери она бросает взгляд на китайские шашки. На доске что-то переменилось. Мона не понимает, откуда такая уверенность – что ни говори, здесь темно, да и не присматривалась она к доске, – но не сомневается, что шашки переставлены, словно кто-то сделал сложный ход. Хотя, может быть, старик просто задел столик, когда вставал. Он ведет ее вдоль ряда дверей. Темнеет здесь очень быстро. Недавно небо было ярко-синим, потом подернулось розовым, а теперь в нем мягкая тусклая лиловость, обрезанная взметнувшейся в небеса плоскостью столовой горы. С наступлением вечера заметно похолодало, и Мона жалеет, что не захватила зимней одежды. – Как вас зовут? – спрашивает старик. – Мона. – Я Парсон, Мона. Очень приятно познакомиться. – И мне. – Хорошо, что вы заночуете здесь. – Он указывает на темные деревья, расползающиеся вверх по склону. – Местность вокруг Винка небезопасна, особенно ночью. Я бы не советовал выходить по ночам, особенно за пределы города. Потеряться недолго. – Представляю, – соглашается Мона, вспоминая крутые холмы и внезапные обрывы. – Можно вас спросить? Парсон задумывается, как над серьезным предложением. – Наверное, да, – наконец решает он. – Я искала это место на всех картах, какие могла достать, но… – Правда? – удивляется старик. – Зачем? – Ну… я не хочу пока говорить лишнего, поскольку ничего не решено, но… кажется, я получила здесь дом в наследство. Парсон вглядывается вдаль. – Вот как? – тихо произносит он. – И который же дом, смею спросить? – На Ларчмонт – так мне сказали. – Понятно. Знаете, я, наверное, помню этот участок. Он заброшен. Но в очень неплохом состоянии. Так говорите, в наследство? – Так получается по всем бумагам. – Как любопытно, – говорит Парсон. – Не припомню, когда к нам приезжали новые люди. Если так, вы станете большой диковинкой. – Я об этом и хотела спросить. Может, к вам никто не приезжает, потому что никто о вашем городе не знает? Его же нет на картах. Это не случайно? Из-за лаборатории в горах? – Лаборатории? – Парсон озадачен. – Да. Кобурнская национальная… да, и обсерватория. – О! – Старик улыбается. – Боже мой. Если вы ищете там работу, боюсь, опоздали лет на тридцать. – В каком смысле? – Кобурнская много лет как закрыта. В конце семидесятых, если не запамятовал. Не знаю точно почему. По-моему, они так и не получили, что обещали. Лишились финансирования. Винк, знаете ли, вокруг нее и строился. – Да, я так и поняла. – Вот как? – повторяет он. – Ну что ж. Когда они закрылись, мы все тут и остались. Куда нам было деваться? Думаю, с карт нас убрали спокойствия ради. Чтобы шпионы не пронюхали про лабораторию, как-то так. А теперь про нас не помнят и вернуть на карты забыли. Мне, честно говоря, по душе покой и тишина. Хотя бизнес страдает. – А можно еще спросить? – Вы уже спросили – не вижу, что вам мешает повторить. – Вы не знали здесь такую – Лауру Альварес? – Здесь, в Винке? – Да-да. Она, должно быть, уехала лет тридцать назад. Работала в лаборатории в горах. Я хочу о ней узнать. Она… была моя мама. – Хм-м, – тянет старик. – Боюсь, не сумею помочь. Я не слишком общителен. Помню совсем немного имен. – Даже в таком маленьком городке не знаете? – Маленьком? – переспрашивает он. – Разве он так уж мал? – Подняв взгляд, он изучает домики и выбирает один. – Ну, вот мы и пришли. Наш номер для новобрачных. |