Книга В объятиях самки богомола, страница 49 – Вера Колочкова

Да ты ли это, Марта?! Ты, ловкая и безжалостная самка богомола? Неужели это ты, Марта…

Ответа на вопрос не было. Вместо ответа пришла в голову довольно глупая мысль: а вот интересно, если самке богомола совсем нечего есть, она что, саму себя грызть начинает? И ведь похоже, что это действительно так, наверное, саму себя и грызет, пока не загрызет до смерти. И нет спасения, и выхода нет.

Хотя есть один выход. Самый что ни на есть кардинальный. И очень простой по исполнению. Да, можно один махом избавить себя от процесса долгого самоуничтожения и прекратить все это в один момент! Да, все очень просто! Просто надо выпить большую дозу снотворного и лечь. И душа получит свою долгожданную свободу, и не надо будет ей маяться и трястись от страха.

Да, пожалуй, это выход. Ничего другого все равно не придумаешь.

Ей вдруг стало весело и легко, как бывает легко от принятого в муках решения. Не важно, какое оно, это решение. Главное, оно принято.

Вспорхнула со стула — тоже легко. Будто силы появились. Пошла в ванную, уложила феном волосы. Подкрасилась слегка. Отрепетировала на лице улыбку. Да, надо обязательно уйти с улыбкой, пусть даже она будет похожа на оскал.

Теперь надо надеть на себя что-нибудь приличное. Не нарядное, но деловое. Может и костюм сгодиться, в котором на работу ходит. Прямая юбка, пиджак-френч, цвет приглушенно-синий. Да, пойдет…

Так и села на диван в гостиной — в одной руке стакан с водой, в другой — несколько непочатых блистеров со снотворным. Она всегда держала большой запас снотворного в доме — не потому, что задумывала использовать именно с этой целью, а потому, что именно это снотворное редко попадалось в аптеках. Организм его принимал благосклонно, без побочных эффектов. Даже и подумать не могла, что для такой цели пригодится.

Поставив стакан с водой на журнальный столик, выпростала таблетки из первого блистера. Потом взялась за второй, и сжала его в ладони сильно, и вздрогнула, будто вспышкой памяти обожгло голову.

Оля. Оля! Ей так же было плохо тогда. Ей тоже не хотелось жить. Только она выбрала другой способ, более страшный — решила из окна выброситься. Наверное, у нее не оказалось в тот момент снотворного под рукой. Прости, прости меня, Оля! Только сейчас понимаю, что это такое — совсем не хотеть жить. Прости…

Она не знала, сколько времени просидела, сжимая в ладони блистер. Очнулась от боли, глянула на свою ладонь. Кровь… Пальцы порезала об острые края блистера. Встала, пошла в ванную, подставила руку под струю холодной воды. Долго смотрела, как кровь вместе с водой утекает в слив, и силилась принять какое-то важное решение. Что-то надо еще сделать, прежде чем… Обязательно надо.

Да, надо ведь у Оли прощения попросить. Сказать ей, что она поняла, как это больно, и надо вживую это сделать, в глаза Олины посмотреть, а не просто так свою просьбу о прощении в космос отправить. Что — в космос? Оттуда и не дойдет, много там таких прошений мается, на всех бедному космосу не наздравствуешься.

Да, надо глаза в глаза.

Надо телефон Олин найти, где-то есть ее домашний в старых записных книжках. Тогда ведь мобильных еще не было.

Телефон нашелся быстро, будто ждал, что она будет его искать. И в трубку полились длинные гудки, и сердце зашлось ожиданием. А потом она услышала Олин голос — чем-то сильно озабоченный, будто Оля ждала звонка. Понятно, что не от нее, от кого-то другого, кто имел прямое отношение к ее нынешней жизни.

— Да, я слушаю, говорите! — настойчиво взывала Оля.

— Здравствуй… Здравствуй, Оль… — наконец смогла выговорить Марта.

— Кто это? Я не…

— Это Марта, Оль. Ты ведь помнишь меня, правда?

— Марта?! Ну конечно, я помню… А что тебе от меня нужно, Марта?

— Я… Мне надо с тобой поговорить… Очень надо…

— О чем?

— Оля, пожалуйста! Я тебя очень прошу! Я тебя умоляю! Мне очень надо тебя увидеть! Я прощения попросить хочу…

— Но я давно тебя простила, Марта. Я все забыла. Дело прошлое, так что…

— Нет-нет! Пожалуйста, Оля! Мне очень нужно… Чтобы в глаза… Поверь, очень нужно… Можно я приеду к тебе? Прямо сейчас? Где ты живешь, Оль?

— Там же и живу, никуда не переезжала, ты ведь сама мой домашний номер набрала…

— А, ну да. Прости, не сообразила. Я сейчас приеду, Оль! Все, уже такси заказываю! Я только на одну минуту, Оль, я долго тебя не задержу…

Не дав Оле ничего ответить, она положила трубку, схватила свой мобильный, быстро заказала «срочное» такси. Выскочила в прихожую, сунула ноги в туфли, натянула плащ. И уже спускаясь в лифте, подумала вдруг — как хорошо, что она заранее оделась и причесалась.

* * *

Марта долго стояла у двери, не решаясь прикоснуться к дверному звонку. Будто прежний запал внутри иссяк и появилась мысль о нелепости этой затеи. А еще вдруг осенила догадка — да она просто струсила, и все! Страшно стало умирать! Вот и придумала себе, чтобы оттянуть решающий момент.

Она уже сделала пару шагов назад и повернулась, чтобы направиться к лестнице, но вдруг что-то произошло в ней — она и сама не поняла что. Вернулась к двери, отчаянно нажала на кнопку дверного звонка. И долго держала на копке палец, будто его судорогой свело.

Дверь открылась, и сухой старческий голос привел ее в чувство:

— Чего трезвонишь-то? Совсем обнаглела, что ль? Как была наглая, такой, видать, и осталась, все тебе вынь да подай немедленно!

Марта удивленно уставилась в лицо незнакомой старухе. Потом спросила неуверенно:

— Это ведь квартира шестнадцать, верно?

— Шестнадцать, шестнадцать… — снова проворчала старуха, разглядывая ее с неприязнью. — Значит, не узнала меня. А я тебя сразу узнала!

Марта вдруг догадалась, кто ей открыл дверь. Ну да, столько лет прошло, годы любую женщину превращают в старуху.

— Наталья Петровна?! — тихо выдохнула она из себя, отступая на полшага назад.

— Ну да, кто ж еще-то… У твоей бывшей подружки других матерей не было. Что ж, заходи, чего за порогом стоишь?

— А Оля?

— Что — Оля? Оля у меня добрая. Будь моя воля, я бы ни за что дверь тебе не открыла. Заходи, что ж…

Марта робко переступила порог, но оглядеться не успела — в прихожую вышла Оля. В руках она бережно держала ребенка, совсем маленького, баюкала его, медленно поворачиваясь из стороны в сторону.

Да, эта женщина была Олей. Сомнений не было. Простоволосая, с расплывшейся фигурой, с усталым серым лицом. Правда, глаза остались такими же добрыми и наивными, хотя и появилась в них обязательная грустинка, отметина прожитых лет. И улыбнулась Оля очень устало и совсем не радостно.

— Проходи на кухню, Марта. Сейчас Маечка уснет, еще минут пятнадцать… Ночью совсем плохо спала.