Книга Темный ручей, страница 46 – Рэйчел Кейн

– Это всё, что мы будем делать в первое время. Выбирать, разбирать, чистить, собирать. Согласна?

– Но я хочу учиться стрелять!

– Знаю.

– А почему тогда нельзя?

– Потому что так я учу новичков. Если тебе это не нравится, мы вообще не будем ничего делать.

Он такой же злой, как моя мама. Я всерьез думаю сказать об этом, но не говорю, потому что вряд ли этим чего-нибудь добьюсь, помимо того что буду по-прежнему сидеть в доме и играть в «Монополию».

– Отлично, – говорю я, но по моему голосу ясно, что это вовсе не так. – Конечно. Плевать.

– Круто. – Хавьер закрывает свой ноутбук. – Это не игра, Ланни. Ты ведь понимаешь это, верно? Оружие – это ответственность. Как только берешь его в руки, ты получаешь власть над жизнью и смертью, и к этому нельзя относиться легкомысленно.

– Я знаю! – Судя по его взгляду, он сомневается в этом. Я пытаюсь выглядеть спокойной и взрослой, поскольку понимаю – именно этого он хочет. – Ну хорошо. Я выберу оружие. Я научусь делать то, что нужно. А потом я могу поучиться стрелять?

– Если твоя мама разрешит, – отвечает Хавьер. – Но не сегодня. По одной стадии за раз.

Сейчас у него на боку висит пистолет. Похожий на тот, который носит мама; значит, это, скорее всего, полуавтоматический пистолет калибра 9 миллиметров. Мама всегда очень тщательно следит за своим оружием, но иногда мне удавалось подержать его в руках, ощутить его вес. Хавьер прав. Что-то меняется, когда ты берешь в руки оружие. Конечно, чувствуются уверенность и волнение. Но и что-то еще. Я никогда не могла понять, что именно. Может быть, когда он наконец-то позволит мне выстрелить, я пойму, что пытаюсь сказать сама себе.

«Это хотя бы начало, – уверяю я себя. – Хватит давить».

Я не люблю быть терпеливой. Наверное, это у меня от мамы.

Понижаю голос и спрашиваю:

– Ты разговаривал с мамой за последнюю пару дней?

– Да, недолго. Ей пришлось закончить звонок до того, как я смог передать трубку вам. С ней всё в порядке.

– Мама что-нибудь сказала о… нем? – Я едва не произношу «о папе», но знаю, что не должна называть его так. Только не вслух. Мы все знаем, о ком речь.

Хавьер качает головой:

– Пока ничего. Нет причин считать, что он где-то поблизости, но давай внимательно следить за тем, что мы делаем. Оставайтесь в доме столько, сколько сможете выдержать. Не выходите в Сеть. Чем дольше ваше местонахождение остается в тайне, тем лучше и безопаснее для всех нас.

– Ты мог бы, по крайней мере, позволить мне поговорить с друзьями, – говорю я ему. Но на самом деле имею в виду Далию. – Они нас не выдадут. – «Она нас не выдаст».

– А твои друзья скажут своим друзьям, и очень скоро все в Нортоне будут знать, что ты вернулась. Ты понимаешь, что сплетни о твоей матери – самое интересное, что когда-нибудь случалось в здешних местах? Никто не упустит шанс поболтать об этом.

Он, конечно же, прав. Вся эта дружба – штука неверная. Хавьер воспринимает свою работу всерьез. И Кец тоже – сейчас она занята своей настоящей работой, расследует проникновение в чей-то дом на другой стороне озера. Надеюсь, что это не наш дом. Я тревожусь об этом… о том, что ребята из школы могли забраться туда, устроить в нашем доме черт-те что, делать селфи в моей спальне, пиная мою подушку. Рыться в моих вещах… не то чтобы после стольких лет в бегах у меня было много вещей. Но все равно больно думать о том, что кто-то изгадит то немногое, что у меня было своего.

Но, быть может, это вовсе не наш дом. Может быть, кто-то наконец расколошматил крутой плазменный телик Йохансенов.

Или их «мерсовский» внедорожник.

Может быть, кто-то обнес прежнее жилье Лэнсела Грэма; в конце концов, если мы – просто родственники убийцы, то Грэм действительно убивал людей. Его единственный выживший сын сейчас сидит в тюрьме для несовершеннолетних. Если дом Грэмов разорят, то я об этом жалеть не буду – наоборот, поаплодирую. Он был чокнутым и злым человеком, и если б мама, Кец и Сэм не успели вовремя… один Бог знает, что было бы с нами. Нет. Я тоже знаю. То же самое, что было с двумя другими его жертвами и со всеми теми девушками, которых убил мой отец.

Я стараюсь не думать об этом.

Со двора приходит Коннор. Он пробыл там довольно долго, потому что на нем куртка и перчатки. Сбросив верхнюю одежду, опускается на диванчик и сразу же хватается за книгу. Бросает на меня взгляд, но ничего не говорит. Может быть, он думает, что мы все еще не разговариваем?

Может быть, это действительно так.

– Когда мы поедем? – спрашиваю я Хавьера, потому что это хотя бы как-то отвлекает.

– Я же сказал, что сначала мы спросим у вашей мамы.

– А еще ты сказал, что я пока не буду стрелять из чего бы то ни было. Так что и спрашивать не о чем.

Он смотрит на меня.

– Я позвоню ей. Если не дозвонюсь, оставлю сообщение.

– Куда это вы поедете? – спрашивает Коннор. Я игнорирую его вопрос.

– В тир. Он закрывается в восемь, – поясняет Хавьер. – Я приеду к закрытию, завершу все дела за день, проверю, не осталось ли кого-нибудь в здании. Потом вернусь за тобой, Ланни. Кец останется здесь с тобой, Коннор.

– Погодите, вы собираетесь в тир? А почему мне нельзя с вами? – спрашивает мой брат. Я знала, что он это сделает.

– Потому что ты еще ребенок, – говорю я ему. – Так что нет, тебе с нами нельзя.

Но Хавьер смотрит на него и интересуется:

– А ты хочешь поехать? – Коннор пожимает плечами и продолжает читать. – Это значит «да»?

– Конечно, – произносит он. Но я вижу, как розовеет кожа у него на скулах и вокруг ушей. Не совсем румянец, но близко к этому. Не в привычках моего братца показывать это, однако он тоже в восторге от того, что сможет выбраться отсюда. Может быть, еще и от того, что сможет подержаться за оружие, хотя Коннор всегда твердил мне, что оно его не интересует.

Я смотрю на часы и испускаю стон. Нам еще нужно как-то убить кучу времени. Я просматриваю игры и наконец загружаю в игровую консоль «Ассасин’с Крид», потом боком оттесняю брата, чтобы не мешал. Он встает, уходит в свою комнату и закрывает дверь. Отлично. Круто. Хотя я ждала, что он предложит поиграть вместе. Ему нравится эта игра, поэтому я ее и выбрала.

– Псих, – говорю я себе под нос, запуская одиночную игру. Потом ставлю ее на паузу, встаю и открываю дверь его комнаты, не постучавшись, потому что знаю – это его разозлит.

Он лежит спиной ко мне, и на секунду мне кажется, что я застала его за чем-то ужасно личным, но потом вижу, что он просто уткнулся в свой телефон.

– Ты звонил маме? – спрашиваю я его.

– Нет. – Коннор бросает на меня какой-то странный взгляд.