Книга Смертельная белизна, страница 163 – Роберт Гэлбрейт

Лай терьера и гулкое, низкое гавканье лабрадора, более не приглушаемые стенами, приближались, звеня в ночи. Страйк без церемоний отшвырнул череп.

– Барклай, собери все инструменты и вали отсюда. Мы задержим собак.

– А как же?..

– Не парься, закапывать некогда. – Страйк уже выкарабкивался из низины, превозмогая нестерпимую боль в культе. – Робин, давай будешь со мной…

– Вдруг она вызвала полицию? – забеспокоилась Робин, которая первой выбралась на поверхность и обернулась, чтобы помочь Страйку.

– Разберемся, – задыхаясь, выговорил он, – а сейчас надо спешить: хочу остановить собак, чтобы дать уйти Сэму.

Пробиться сквозь чащобу было непросто. Страйк где-то обронил свою трость. Робин поддерживала его под руку, а он поспешал изо всех сил, мыча от боли каждый раз, когда приходилось переносить вес на культю. За деревьями Робин увидела точку света. Кто-то вышел из дома с фонарем.

Внезапно из мелкого кустарника с отчаянным лаем вырвался норфолк-терьер.

– Хороший мальчик, да, ты нас нашел! – лихорадочно заговорила Робин.

Невзирая на дружеское обращение, пес кинулся на Робин, норовя укусить. Она оттолкнула его ногой в резиновом сапоге, и в этот миг до них донесся хрип пробивающегося сквозь чащу к ним более тяжелого лабрадора.

– Гаденыш! – прошипел Страйк, отгоняя разъяренного терьера, но тот учуял Барклая и, прежде чем они смогли его остановить, рванул вперед, захлебываясь лаем.

– Черт! – вырвалось у Робин.

– Плевать на него, идем, идем, – торопил ее Страйк, хотя сам не знал, сколько еще сможет наступать на горящую от боли ногу с протезом.

Не сделали они и десятка шагов, как их настиг раскормленный лабрадор.

– Хороший мальчик, да, хороший мальчик, – замурлыкала Робин, и лабрадор, как менее азартный участник погони, дал ей возможность крепко схватить его за ошейник. – Пошли, пошли с нами. – Робин почти тащила за собой пса, поддерживая при этом Страйка, в направлении заросшей площадки для игры в крокет, откуда к ним, покачиваясь, двигался сквозь темноту свет чужого фонаря. Тишину нарушил пронзительный голос:

– Бэджер! Рэттенбери! Кто это? Кто там?

За фонарем маячила пышная женская фигура.

– Все нормально, хозяйка! – выкрикнула Робин. – Это мы!

– Что еще за «мы»? Вы кто такие?

– Подыграй мне, – пробормотал Страйк, обращаясь к Робин, и крикнул: – Миссис Чизл, это Корморан Страйк и Робин Эллакотт.

– Что вы здесь делаете? – прокричала она через сокращающееся расстояние.

– Мы в деревне опрашивали Тиган Бутчер, миссис Чизл, – громко сказал Страйк, когда они с Робин, ведя с собой упирающегося Бэджера, пробирались через высокую траву. – А обратно ехали этой дорогой и увидели, как два человека проникли на принадлежащую вам территорию.

– Какие два человека? Где?

– Вон там вошли в лес, – сказал Страйк; в чаще не умолкал истошный лай норфолк-терьера. – Мы не знаем вашего телефона, а то бы позвонили, чтобы предупредить.

Теперь, с расстояния нескольких шагов, они увидели, что на Кинваре тяжелое стеганое пальто, накинутое поверх короткого пеньюара из черного шелка, и резиновые сапоги, надетые на босу ногу. Ее подозрения, испуг и недоверчивость разбивались об уверенность Страйка.

– Ну, мы и решили, что нужно действовать, – других-то свидетелей, кроме нас двоих, тут не было. – Он тяжело вздохнул и слегка поморщился, но, припадая на одну ногу, все же подошел к Кинваре, хотя и с помощью Робин. – Просим прощения, – добавил он, – за наш неприглядный вид. В этих местах слякотно, я пару раз упал.

По темному газону пронесся холодный ветерок. Растерянная, снедаемая подозрениями Кинвара, пристально оглядев Страйка, развернулась в ту сторону, откуда доносился неумолчный лай терьера.

– РЭТТЕНБЕРИ! – прокричала хозяйка. – РЭТТЕНБЕРИ!

Она опять повернулась к Страйку:

– Как они выглядели?

– Мужчины, – нашелся Страйк. – Молодые, здоровые, судя по их повадкам. Мы знали, что здесь уже случались нарушения границ вашей усадьбы…

– Да. Да, случались. – Кинвара задергалась. Похоже, она впервые прониклась состоянием Страйка: тот с перекошенным от боли лицом тяжело опирался на Робин.

– Наверное, вам лучше пройти в дом.

– Большое спасибо, – с чувством произнес Страйк, – очень любезно с вашей стороны.

Кинвара перехватила у Робин ошейник лабрадора и опять проорала: «РЭТТЕНБЕРИ!» – но лаявший вдали терьер не реагировал, и она потащила вяло упирающегося лабрадора к дому, а Робин и Страйк двинулись следом.

– А вдруг она вызовет полицию? – шепнула Робин.

– Не будем опережать события, – ответил Страйк.

Застекленная дверь в гостиную была не заперта. Вероятно, из нее и выбежала Кинвара на лай собак – отсюда начинался кратчайший путь в лес.

– Мы все в грязи, – предупредила Робин, когда они с хрустом шли по гравиевой дорожке, ведущей к дому.

– Оставьте обувь за порогом, вот и все, – сказала Кинвара и прошла в дом, не подумав снять резиновые сапоги. – Я в любом случае планирую поменять ковер.

Робин, стянув сапоги, вошла вслед за Страйком и затворила дверь.

Холодная неуютная комната освещалась одной-единственной лампой.

– Двое мужчин? – повторила Кинвара, вновь оборачиваясь к Страйку. – А вы видели, где именно они заходили?

– У дороги перелезли через стену, – сказал Страйк.

– Как по-вашему, они знают, что вы их заметили?

– Еще бы, – ответил Страйк. – Мы подъехали, а они бросились в лес. Наверняка струхнули, когда мы за ними погнались, так ведь? – обратился он к Робин.

– Определенно, – подтвердила Робин. – А когда вы спустили собак, злоумышленники, если не ошибаюсь, побежали в сторону шоссе.

– Рэттенбери все еще кого-то преследует… конечно, это может быть и лиса – он с ума сходит, когда чует лисиц, – сказала Кинвара.

Страйк обратил внимание, что после его прошлого посещения этого дома в гостиной кое-что изменилось. Над каминной полкой, там, где раньше висела картина, изображающая кобылу с жеребенком, темнел свежий квадрат обоев густо-малинового цвета.

– А куда подевалась картина? – спросил он.

Кинвара обернулась, чтобы посмотреть, о чем говорит Страйк, и с легкой заминкой ответила:

– Я ее продала.

– Вот оно что, – протянул Страйк. – Мне казалось, именно эта картина была вам особенно по вкусу, разве нет?

– После всего, что наговорил в тот день Торквил, – вовсе нет. Мне стало неприятно, что она здесь висит.

– А, – только и сказал Страйк.