
Онлайн книга «Возвращение»
– …Ты ведь отлично знаешь, что такое присяга! – А ты не знаешь, что такое семья! – ещё не успевший загрубеть голос Валентина срывался, видно, орали они друг на друга уже довольно долго. – Ты воевал, воевал и воевал, и тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен нам с мамой! Райан подошёл к Ульриху, кивнул на дверь и приподнял брови. Тот в ответ дёрнул углом рта и пожал плечами. – Я воевал и за вас тоже! Чтобы защитить всех вас от захватчиков! – То-то ты очень хорошо нас защитил! Райан покачал головой и ушёл в рубку. Спустя некоторое время туда же ворвался злой и встрёпанный Рауль. Райан подумал, что это не лучшее состояние перед началом полёта, но не стал делать замечания, а вместо этого спросил: – Поговорили без особого успеха, как я слышал? Рауль кивнул. – Я хотел с ним хоть как-то объясниться на прощанье. Ведь неизвестно, когда мы увидимся в следующий раз… – Он безнадёжно махнул рукой. – Но ничего, кроме взаимных упрёков, мы друг другу так и не сказали. – Вот что, Рауль, – сказал Райан. – А пришли-ка ты его ко мне. – Его сейчас уведут… – Ничего, попроси подождать пять минут. Валентин явился сразу же. Вид у мальчишки тоже был взъерошенный. Райан положил ногу на ногу и встретил его нечитаемым взглядом. – Это правда? – с порога выпалил Валентин. – Что именно? – Ну, то, что отец про вас рассказал… – Что я Конверс? Да, это правда. – Как вы могли?! – Выражайтесь яснее, молодой человек. Что именно я мог и что вас смущает? – Как вы могли нас всех предать?! Вы создали Альянс, вы начали эту войну, а теперь вы… вы… – Никак вы собрались меня обличать? Занятное зрелище: предатель обвиняет в предательстве. – Я – предатель?! – А вы являетесь кем-то ещё? Валентин молча глотнул ртом воздух. – Это вас в аидском училище так хорошо научили отличать верность от предательства? Ваши перевербованные товарищи? – Но это вы сами всё придумали! – Верно, так что не вам меня судить, юноша. Именно я завёл порядок, при котором измена родине и насилие над человеческими мозгами стали в порядке вещей. И теперь я собираюсь с этим покончить. А вот некий Валентин Севье, как я слышал, очень хотел бы, чтобы его отец совершил даже не предательство, а дезертирство. Потому что мальчику нравилось сидеть за папиной спиной. – Вы не понимаете! – Да где уж мне. – Когда Ниобею… – Валентин запнулся, – ну, вы знаете… Тогда погибла мама, а где он был в это время? – Там, где остался жив. Хотя вас, видимо, больше бы устроило, если б он тоже погиб при бомбёжке. – Я не это имел в виду… – А что? Знаете, что выглядит отвратительнее всего, юноша? Когда кто-то берётся с апломбом судить о том, о чём и понятия не имеет. Вы ничего не знаете ни о верности, ни о долге, вы не знаете, как и за что воевал ваш отец, и что ему пришлось пережить. Да-да, не вы один пострадали, но вы не желаете хотя бы на минуту задуматься, каково было Раулю знать, что там гибнут его близкие. Вы считаете жертвой себя одного. Вот и сейчас вы стоите тут и чувствуете себя таким гордым и недопонятым. Потому что ваш отец не бросил всё и не помчался к вам, когда вам этого захотелось, а теперь и я не желаю проникаться вашими тонкими душевными переживаниями. Райан сделал паузу. Вздёрнувший подбородок Валентин молчал, только его ноздри раздувались, словно ему не хватало воздуха. – Считать, что весь мир вертится вокруг твоей персоны, простительно в пять лет, но не в… сколько вам, семнадцать? Отвыкайте от чувства собственной исключительности, юноша. – Я не считаю себя исключительным, – процедил мальчишка. – Отрадно слышать. А потому вы сейчас пойдёте к отцу и извинитесь за каждое грубое слово, – Валентин упрямо набычился, и Райан потянулся к пульту, убеждаясь, что дверь закрыта достаточно плотно. – Или лучше я вызову его сюда. – Я не собираюсь извиняться! Ни перед ним, ни перед кем-то ещё! И плевать я хотел на всех вас… – Ах, ты ещё хамить мне вздумал, щенок?! Валентин дёрнулся, явно не ожидая от сдержанного Райана рявканья во всю мощь командирской глотки. А Райан, не давая ему опомниться, уже орал на невольно отступившего на шаг мальчишку, обрушивая на его голову такие громы и молнии, которых не позволял себе и при встречах с настоящими преступниками. Он даже не соизволил подняться с кресла или хоть поменять позу, хватило одного голоса, чтобы Валентин лишь жалко хлопал глазами, открыв рот и втянув голову в плечи. Наконец воспитательный монолог подошёл к концу, и Райан завершил его грозным рыком «Всё, свободен!», словно Севье-младший был его подчинённым. Всё-таки их там, на этом Аиде, хорошо дрессировали. Так и не пришедший в себя парень отдал салют, как будто Танни и впрямь был его начальством, чётко развернулся через левое плечо и вышел, только что не печатая шаг. Райан откинулся в кресле и довольно хмыкнул. Едва ли Валентин сейчас дозреет до извинений, но толчок в верном направлении им получен. Чтобы на таких вот упёртых подействовал воспитательный момент, их надо чем-то ошеломить. Просто нравоучения, даже самые разумные и правильные, они пропускают мимо ушей, а вот дашь им пинка – и появляется шанс, что мыслительный процесс всё же запустится. Пусть поначалу Валентин будет отнекиваться и мысленно спорить с Райаном, доказывая себе свою невиновность, главное – донести до него, что им недовольны не просто потому, что «так положено», а потому, что на то есть веская причина. – Что ты ему сказал? – поинтересовался вошедший в рубку Рауль. – У Тино глаза были величиной с медаль каждый. – Да так… Высказал ему парочку соображений о его поведении. – А-а… – понимающе кивнул каптри. Вместе они смотрели, как присмиревшего Валентина под конвоем Ульриха и пилота Канхо ведут от яхты к генеральскому катеру. Идти было недолго – корабли перевели на соседние столы, и взлететь он должны были один за другим. – Ну, заводи машинку, – сказал Райан. – Сейчас Ульрих вернётся, и можно задраивать люк. 8 – Это и есть она? Тёмная звезда? – выдохнул капитан Бертони. – Так точно, господин капитан первого ранга, – кивнул Рауль. Командир крейсера «Хранитель» ещё некоторое время молча созерцал обзорный экран рубки. А потом вполголоса выдал пару выражений из числа тех, что в присутствии дам воспитанные мужчины не произносят. Рауль вполне разделял его чувства. Хотя он и был немного подготовлен рассказами Райана об этом чуде, но всё же знать с чужих слов – это одно, а видеть своими глазами… Может ли быть что-то чернее самого космоса? Может ли чернота ослеплять? Теперь Рауль знал – может. Это и правда было похоже на ослепление, когда яркий свет бьёт прямо в глаз и становится темно. И сейчас Рауля всё время тянуло зажмуриться и отвернуться, хотя никаких болевых ощущений он не испытывал. И, возможно, именно из-за этого и было особенно жутко, потому что мозг отчаянно сигнализировал – они должны быть, и терялся, не чувствуя того, чего ждал. Оказывается, можно тосковать и по боли. |