Онлайн книга «Свои, родные, наши!»
|
Казалось, Говоров надеялся, что Таисия Александровна его защитит, но та лишь покачала головой. – Прости, дочуня, – глухо обронил Михаил Иванович. – Живите счастливо. Лиля растерянно смотрела то на Сергея, то на отца. Два самых дорогих, самых любимых человека… и оба любят ее, но эта любовь, вместо того чтобы примирить их, делает их врагами! – Вот так, – обронил Сергей, встретившись с нею глазами. А Михаил Иванович понуро направился к дому, хромая тяжелей, чем обычно… Но не дошел – рухнул на дорожку без сознания. У него случился гипертонический криз, осложненный приступом мерцательной аритмии. Однако ложиться Говоров в больницу отказался. Когда уехал врач, Лиля, беспомощно тряхнув пачкой рецептов, которые тот оставил, обрушилась на Сергея, все это время сидевшего на диване в гостиной: – Ну вот зачем ты затеял этот разговор?! Тебе что, не жаль папу? – А нас тебе не жаль? – запальчиво спросил Сергей. – Я хотел, чтобы у нас была семья, дети. Мне хотелось последние тридцать лет просыпаться в одной постели с тобой, а не одному или с какими-то… случайными женщинами. – Знаешь, – горестно вздохнула Лиля, – это было жестоко. Ты просто стоял и добивал его! – Не говори ерунды! – резко вскочил Сергей. – Я просто хотел, чтобы ты поняла, что твой отец не божество! Он не безупречен! – Но это мой отец! – воскликнула Лиля. – И я люблю его! – А меня? – угрюмо спросил Сергей. Лиля не ответила, опустила голову. – Понятно… Сергей взял плащ и пошел к двери. – Ну что тебе понятно? – с болью спросила Лиля. – В общем, чувствую, мы поторопились, – буркнул он и вышел, а Лиля со слезами на глазах стиснула рецепты, оставленные врачом. Ну почему, почему она всегда должна кого-то выбирать?! Почему Сергей так беспощаден?! На самом деле он был прав, Лиля это понимала… Но даже ради Сергея не могла пожертвовать своей семьей. * * * Егор брился. Лежал и с видимым удовольствием водил по щекам и подбородку электробритвой. Похоже, борода ему крепко осточертела! Евгения Львовна держала зеркало и думала, как начать разговор, к которому она так долго готовилась. И наконец выпалила: – Сынок, я так счастлива, что ты ожил, воспрянул духом, но… эта Кира… – Мама, я не понимаю, почему она тебе так не нравится, – раздраженно отозвался Егор сквозь жужжание электробритвы. – Я этого не говорила. Ты только правильно меня пойми… Она молодая, наиграется сестрой милосердия – а потом ей все надоест… больница, и палата, и лекарства… – И я ей тоже надоем? – перебил Егор. – Ты это хотела сказать? Евгения Львовна вздохнула. Сказать она хотела именно это, но сыну это явно не нравится. Поэтому опять пришлось подступать к делу обходным путем. – Егор, – вкрадчиво начала Евгения Львовна, – я твоя мама, я хочу тебе добра. И я вижу: ты привязываешься к ней. И тебе, мальчик мой, будет очень больно! Ну послушай маму. Прекрати с ней всякие отношения, пока не поздно! А я… я всегда буду с тобой. Ведь для матери ничего нет дороже ее ребенка! Егор молчал. И только Евгения Львовна исполнилась робкой надежды, что он прислушивается к ее словам, как послышались шаги… И она поняла, что перестала существовать для сына, потому что лицо его расплылось в блаженной улыбке и он радостно воскликнул: – Кира! – Здравствуйте, Евгения Львовна, – вежливо сказала Кира. – Давайте я помогу вам. – Спасибо, – процедила мать Егора. – Но мы уже справились без вас. Она унесла зеркало к столу, и Кира подошла к постели Егора. – У тебя красивое платье, – широко улыбнулся Егор. – Тебе идет! Он глаз не мог отвести от этого открытого яркого платья, от распущенных вьющихся волос… Она совсем такая, какой была раньше. Нет, гораздо красивее! – А тебе идет без бороды, – ответила Кира, глядя на него с не меньшим восхищением. – Поцелуешь меня? – попросил Егор. – Ну я не могу до тебя дотянуться… Хотя нет, подожди! Он осторожно начал приподниматься, опираясь на локти… Выше, чем когда бы то ни было! Глаза его были устремлены на губы Киры. И она начала покорно наклоняться, как вдруг Егор закричал от боли и рухнул на кровать. – Егор, что?! – перепугалась Кира. – Нога! Правая! – прохрипел он. Кира бросилась за врачом. Вместе с ним влетела Евгения Львовна, пронзительно крича: – Егор, что случилось? Мальчик мой, что, что, что?! – Нога, – стонал он. – Нога… Вадим Антонович с озабоченным видом откинул простыню, ощупал ногу Егора – и вдруг радостно воскликнул: – О, хорошо! Магнезию в вену и куб промедола, – велел он подоспевшей сестре, а потом повернулся к Егору: – Я тебя поздравляю! Это судороги! – А это хорошо? – простонала плачущая Евгения Львовна. – Это отлично! – воскликнул врач. – Мышцы сокращаются – значит, оживают. Будем надеяться, судороги повторятся, поэтому кому-то из вас, – он взглянул на стоявших рядом Киру и Евгению Львовну, – надо будет остаться здесь на ночь. – Я останусь, – сказала Кира. – Останусь я! – решительно выкрикнула Евгения Львовна. – Кира, побудешь со мной? – попросил Егор. Кира радостно кивнула. Евгения Львовна судорожно схватилась за спинку кровати… В этот же день она позвонила полковнику Сизову и потребовала, чтобы тот помог отправить Егора в военный санаторий на Черном море, где работают специалисты по реабилитации раненных в позвоночник. Вскоре путевка была получена. Конечно, Егор понимал, что мать хочет увезти его от Киры, но это казалось ему смешным. На прощанье он спросил Киру: – Ждать-то меня будешь? – Всегда, – ответила она. И они наконец-то поцеловались. Теперь Егор знал: ничто не сможет разлучить их с Кирой. И ради этого будущего, которое открывалось перед ними, он старался выздороветь как можно скорей. * * * Раньше Михаил Иванович читал газеты с интересом, а теперь – с отвращением, как бы по инерции. Разворачивал их – и ворчал: – Опять одно и то же. Построение демократии… рыночная экономика… новое мышление… А у меня старое мышление! Не только старики, но и те, кто помоложе, приспосабливались к новой жизни с трудом. Предприятия переходили на какую-то непонятную штуку, которая называлась самоокупаемостью, штаты сокращались, людей увольняли, а найти новую работу было очень непросто. |