Онлайн книга «Ренегат»
— Сеньор… — пролепетал он и сразу поправился: — Магистр! С вами хочет поговорить человек бургграфа. Дело точно касалось разбойников, поэтому я с обреченным вздохом натянул сапоги и уточнил: — Надеюсь, в ратушу идти не придется? — Что вы! Что вы! Вас ждут в свободной комнате. Я задумчиво глянул на подсумок с тетрадью чернокнижника и пистолями, которые так и не сподобился убрать в деревянный футляр, и после недолгих колебаний снял его со спинки кровати. — Хорхе, можешь пока поужинать. Если появится кто-то… кого я жду, дай знать. — Сделаю, магистр. Кован остался запереть дверь, а я отправился вслед за хозяином постоялого двора, и, надо сказать, выбранная для беседы комната не понравилась с первого взгляда. Точнее, не понравились сделанные моим визави приготовления. Стол был сдвинут в центр помещения, и мало того что человек бургграфа сидел за ним спиной к окну, он еще поставил себе за правое плечо принесенный из общего зала канделябр. Лицо незнакомца терялось в полумраке, мое же, напротив, оказалось прекрасно освещено. Отличная позиция, только никак не для беседы. Тут дело, скорее, пахнет допросом. Уж мне ли не знать… — Сеньор Филипп вон Черен? — уточнил человек, и не подумав представиться. Голос оказался молодым, да и я понемногу привык к освещению, разглядел, что допрос затеял мой сверстник, весь из себя франтоватый. Скроенный по последней столичной моде камзол, дорогой шейный платок, щегольски выбритые виски, жидкие усики над верхней губой. И не скажешь, что провинциал. Я без спроса уселся на придвинутый к столу табурет, закинул ногу на ногу и поинтересовался: — С кем имею честь? — Вильгельм вон Ларсгоф, — соизволил представиться молодой человек, не упомянув ни должности, ни рода деятельности. Невелика сошка или желает произвести такое впечатление? — Магистр Филипп Олеандр вон Черен, к вашим услугам, — в свою очередь, объявил я, не став нарушать этикет. — Чем могу быть полезен? — Ваши документы, будьте так любезны. — А что случилось? — Возникли вопросы по утреннему… инциденту. Я кивнул и положил на стол подорожную и бумаги о получении степени лиценциата на факультете свободных искусств Браненбургского университета. Вильгельм принялся изучать документы, я продолжил изучать его самого. Говорил мой оппонент на северо-имперском с выговором, характерным для уроженцев внутренних земель империи, но при этом в его голосе нет-нет да и проскакивали столичные нотки. Опять же «инцидент». И дорогой камзол с модной стрижкой… — Ваш слуга — сарцианин? — спросил вдруг Вильгельм, остро глянув на меня. — Он принял истинную веру. Вот свидетельство. Молодой человек с кислой миной принял потертый листок и сразу отложил его в сторону, не став даже смотреть. Сарциан в империи лишь терпели, не более того. Принявшие истинную веру дети ветра селились в городах и промышляли разными сомнительными с точки зрения обывателей делами, а их погрязшим в язычестве родичам воспрещалось вести оседлую жизнь, и они колесили по княжествам и графствам, составляя конкуренцию бродячим циркам, да еще попрошайничали и воровали все, что плохо лежит. В землях догматиков соплеменников Хорхе считали людьми второго сорта, а южнее Длинного моря лучшее, что их ждало, — это петля. Увы, больше других пострадавший от солнцепоклонников народ слишком закоснел в своих языческих традициях и потому оказался не готов принять свет истины. Мне было их искренне жаль… пока я не вспоминал о кошеле, срезанном однажды с пояса наглой шумной детворой. Вон Ларсгоф отложил мои документы на край стола, взял протокол показаний и принялся читать вслух: — «В первый день десятого месяца года семьсот семьдесят четвертого от Воссияния пророка на почтовой станции в селении…» Голос у Вильгельма оказался чистый и сильный, он открывал ему дорогу в любой церковный хор, и от этой мысли я расплылся в невольной улыбке, благо загодя прикрыл рот ладонью, имитируя зевок. Веко молодого человека дернулось; к столь явной демонстрации пренебрежения со стороны собеседника он готов не был и потому сначала сбился, а потом непозволительно зачастил. — Право слово, сеньор, — не отказал я себе в удовольствии плеснуть масла в огонь, — я прекрасно помню свои слова. — Имейте терпение! — потребовал Вильгельм и ткнул аккуратно подстриженным ногтем в нужную строчку. — Вот! Здесь написано: «Выстрелил из пистоля»! — Так и было, — подтвердил я. — Что вас смущает? — Ученому сословию дозволено владеть короткими и длинными клинками, а во время путешествий — и арбалетами, но никак не огнестрельным оружием! — У меня есть патент. — Вы забыли об этом упомянуть! — Никто и не спрашивал. — Позвольте… Я протянул патент, подумав, что мне и самому не мешает посмотреть, если так можно выразиться, верительные грамоты собеседника. После внимательного изучения документа Вильгельм попытался выпытать, каким образом простой лиценциат сумел выправить себе патент на огнестрельное оружие, но я лишь разводил руками и ссылался на имперское законодательство. А под конец и вовсе спросил: — Сеньор, вы меня в чем-то подозреваете? — Вовсе нет, — пробурчал вон Ларсгоф и вновь обратился к протоколу. — После схватки с разбойниками вы побежали в лес. Зачем? — Показалось, там был кто-то еще. — И вы решились его преследовать? Один?! Я развел руками: — Ну вы же знаете — горячка боя. Едва ли я осознавал, насколько все это опасно. — Вы нагнали его? — Нет. — Но ваши спутники слышали выстрел, — попытался загнать меня в угол вон Ларсгоф. — И вы вернулись с чужим плащом! — Промахнулся. Не хватает практики, знаете ли. А плащ лиходей бросил, убегая. — И это все? — А что еще? — невинно поинтересовался я. Вильгельм насупился, но быстро унял раздражение и сменил тему: — Вы не заметили ничего необычного? — Будьте любезны уточнить вопрос, — беспечно улыбнулся я, внутренне так и подобравшись. — Сбежавший разбойник не использовал магию? — в лоб спросил потерявший терпение вон Ларсгоф. Я мысленно покрыл болтливого южанина самой отборной бранью. Ну чего ему стоило держать язык за зубами? Но виду не подал и лишь развел руками: — Колдовство? Откуда мне знать? Я обучался на факультете свободных, а не тайных искусств! — Сеньор вон Черен! — отчеканил Вильгельм, позабыв о надлежащем обращении. — Вы не вполне откровенны со мной! |