Онлайн книга «Ренегат»
Ангелы небесные! Это было очень даже плохо. «Эфирная линза черного солнца» позволяла усиливать выброс силы, при этом малейшая ошибка в настройках приводила к сбою в фокусировке энергетического потока, из ритуалиста вытягивался весь доступный ему эфир, а окружающих рвало в клочья. Схема не входила в арсенал чернокнижников, но попала под повсеместный запрет еще несколько веков назад. Прежде мне никогда не приходилось видеть столь подробного чертежа. Даже в библиотеке Вселенской комиссии хранился лишь предельно упрощенный набросок, которым и должны были руководствоваться для выявления запретных знаний магистры-надзирающие. И кто же поделился с Ральфом эдаким раритетом? Вот кто, а? Находка поставила меня в чрезвычайно непростую ситуацию. Использование «линзы» ни в коей мере не могло привести к повреждению эфирного тела ритуалиста, и вместе с тем я был обязан доложить о проступке бакалавра. А это не только перечеркнет его будущее, но и взбесит епископа. Разумно ли обзаводиться столь могущественным недоброжелателем в самом начале следствия? Я вздохнул, сложил листок с разноцветным чертежом и убрал его в потайной кармашек саквояжа. Позже решу, как с ним поступить. Сейчас не до того. Вернулась в комнату Герда, сказала: — Дверной замок в порядке, следов взлома не видно. Я кивнул, принимая услышанное к сведению, отправил воровку расставлять книги на полки, а сам вновь присел у камина. Быстро снял полностью прогоревший верхний слой и занялся уцелевшими клочками бумаги, но те оказались слишком хрупкими и рассыпались в пальцах. Удача улыбнулась, когда наткнулся на обгоревший пергамент. Судя по всему, его бросили на горячие угли, а сверху навалили скомканные листы, и это помешало прогореть плотному материалу до конца. Местами можно было различить закорючки староимперских письмен. Сколько же лет этому пергаменту? Северо-имперское наречие стало общепринятым больше пяти веков назад! — Герда! — позвал я воровку. — Дай книгу. Да не из стопки! Возьми со стола! Да, эту! Девушка выполнила распоряжение, я раскрыл потертый том и осторожно положил обгоревший клочок пергамента между страниц, дабы не повредить его при переноске. Потом на всякий случай уточнил: — Точно в замке никто не ковырялся? Фрейлейн Герда помотала головой. Я хмыкнул и прикрыл низ лица шарфом. — Потолкуем с хозяином? — догадался Ланзо, следуя моему примеру. — Нагнать на него жути? — Действуй по обстановке, — попросил я, вышел в коридор и навис над домовладельцем. Тот испуганно глянул на меня снизу вверх и еще больше ссутулился. — Любезный, — ласково начал я, — сам по квартире шарил или пустил кого? — Я? — враз осип мужичок. — Да я никогда! Что вы! У меня и ключа-то нет! — А где он? Где твой ключ? — Сеньор забрал. Велел не соваться в комнату в его отсутствие! Я ухватил хозяина за плечо и легонько встряхнул, заодно приложил головой о стену. — Ты ври, да не завирайся! Кто приходил? У нас опись, по ней книг не хватает! С собой тебя забрать? У нас мигом запоешь! Дядька судорожно сглотнул и зачастил: — Я сдаю комнаты школярам и лекторам! Я требую университетского суда! Ганс с угрожающим видом отлип от стены, но я жестом велел ему оставаться на месте и с нескрываемым сарказмом спросил: — Думаешь, канцлер станет из-за тебя ссориться с его преосвященством? Серьезно? — выждал паузу и предложил: — Скажи, кого пустил, и мы не станем забирать тебя… прямо сейчас. Будет время написать покаянное письмо и отдаться в руки университетского синдика. Устраивает? Домовладелец часто-часто закивал. — Мне угрожали! — заявил он. — Приставили нож к шее! — Он задрал голову и продемонстрировал длинную царапину на горле. — Вот! — Так и запишем: порезался, когда брился, — усмехнулся Ланзо. — Нет! — Мужичонка попытался вскочить, но его тут же усадили обратно. — Их было двое, оба в масках. Угрожали кинжалом. Пришлось их пустить, у меня не было выхода! Войдите в положение, сеньоры, мне семью кормить… Пропадут они без меня! Небеса видят, пропадут! — Успокойся! Тех, кто приходил, ты видел когда-нибудь раньше? — А как разберешь, ежели они в масках? — Логично, — вздохнул я. — Долго с замком возились? Или ключ у тебя все же есть? — Нет ключа, ангелами небесными клянусь! — выпалил домовладелец. — И не возились они, сразу открыли. — Вот как? А в комнате сколько пробыли? И что взяли? — Что взяли — то мне неведомо. А пробыли недолго. Несколько минут всего. И сразу ушли. — Камин разжигали? — Нет! Точно нет! Я кивнул. По всему выходило, что бумаги спалил сам впавший в безумие Ральф. И этот пергамент на староимперском… Непонятно. Непонятно и точно нехорошо. Дело могло оказаться куда серьезней, нежели представлялось на первый взгляд, и любые договоренности с епископом в дальнейшем сулили одни только неприятности. — Займись им, — разрешил я Угрю, а сам вернулся в комнату за оставленной на столе книгой. — Пощадите! Я все рассказал! — взмолился хозяин. — Заткнись! — рыкнул на него Ланзо. — Сколько тебе заплатили? — Не было ничего такого! Проходя мимо, я посоветовал: — Чем быстрее облегчишь душу, тем раньше мы оставим тебя в покое, — и вышел в коридор, а уже в дверях обернулся и погрозил подручным пальцем. Мол, без рукоприкладства. Нам еще работать здесь… На улице я стянул с лица шарф, избавился от красной нарукавной повязки и помахал рукой Хорхе. Тот выскользнул из подворотни, перешел по мостку и спросил: — Все в порядке? — Будет, — усмехнулся я, — если живоглоты не перестараются. Кован поморщился. Моих подручных он недолюбливал, испытывая определенного рода слабость лишь к фрейлейн Герде. Та в доме задерживаться не стала, вышла вслед за мной и сразу отвела Хорхе в сторону, взволнованно зашептала что-то на ухо. Я хотел прислушаться к разговору, но тут появились Ланзо и Ганс. Круглое лицо Угря светилось счастливой улыбкой, он подбросил на ладони монеты, и те отозвались солидным золотым звоном. — Три гульдена за молчание дуралею отвалили! — сообщил он. — Сначала сказал, что два, да только у меня глаз наметанный. Как он мошну развязал, я сразу три золотых приметил! Он и сознался с перепугу! Я принял гульдены, внимательно их осмотрел, один протянул Ковану. Слуга попробовал монету на зуб, изучил оставшуюся на мягком металле вмятину и объявил: — Двадцать три карата, не меньше! |