Онлайн книга «Не потревожим зла»
|
Вдох? Или тишина? Кажется, у него глаза вылезли из орбит… Ладони отчаянно колотили о стену, наконец что-то с болью вырвалось и он облегченно опустил веки. Через мгновение Люк пришел в себя и уставился на стекающие по побелке струйки крови. Было смутное подозрение, что это только что вырвалось из него. И это не прикушенный язык. Утерев подбородок, Люк отправился назад, на сцену. *** А на следующий день, высоко подняв ворот легкой куртки и нацепив темные очки, Люк торчал в приемной небольшой частной клиники под Цюрихом. Рядом сидела только пара старушек, лопочущих про свои анализы. Время от времени они жизнерадостно обращались к нему с риторическими вопросами, но он в ответ только мычал что-то нечленораздельное. Ожидание, длившееся не более получаса, показалось вечностью. В обычную клинику — ясен пень — он в жизни не пошел бы, а сообщать об этом Анри не было никакого желания. Все его звонки за утро он проигнорировал, а из отеля вышел через черный ход, чтобы его дуболомы за ним не последовали. Иногда его самого ужасала собственная жизнь, в которой он прятался не только от поклонников, но и от лучших друзей. О том, как он закончил вчерашний концерт, даже вспоминать не хотелось. Оставшиеся три песни Люк неожиданно для группы и публики отыграл сам, акустически, иначе ему было не перекричать их хеви-метал запилов. Все закончилось тихо, чуть ли не как колыбельная. Впрочем, в социальных сетях это назвали «атмосферным» и ставили хэштег #домурашек. И на том спасибо. — Герр Янсен, — обратилась к нему медсестра, — вас ждут. Он встал, быстрым шагом направился в кабинет и уже там наконец-то стянул очки, расслабленно улыбнувшись Ингрид. Пожилая женщина с высокой прической поднялась с места и крепко обняла его. От нее пахло анисовой водой. Люк никогда не понимал, почему. Может, это было одно из лекарств, но запах был даже в ее доме, что напоминало ему о детстве. — Люк, — растроганно протянула она. — Наконец-то вернулся! Ну скажи, что навсегда! — Ноги моей тут не будет вне концертного тура. Но я рад тебя видеть. Ингрид фыркнула и вернулась за стол с презрительным видом. Впрочем, Люк прекрасно понимал, что это напускное. — Ну и дурак! Встречаю иногда твоих бывших одноклассников, всегда спрашивают, как ты. Будто мы с тобой регулярно общаемся. Позвонить-то не удосужишься, какие уж визиты. Люк улыбнулся, устраиваясь в поскрипывающем кресле, стоящем в кабинете уже бог знает сколько лет. Ингрид была в его жизни кем-то между матерью и другом. Она присматривала за ним с детства. А когда кто-то опекает тебя с такого раннего возраста, начинаешь верить, что этот человек был всегда. Она никогда с ним не церемонилась, могла даже дать пинка… Люк всегда питал слабость к прямолинейным людям, даже если их прямота граничила с бестактностью. Врач смотрела на него с плохо скрываемой нежностью. Перед ней был все тот же Люк: много нешуточного упрямства и крепнущая с годами нелюбовь к родному дому. Он постарался вычеркнуть все, что только могло потянуть его назад. Обрубил почти все контакты и никогда не приезжал в гости вне концерта. Да и говорил уже как берлинец, быстро и глотая все окончания. «Что можно сделать с человеком, который полжизни посвятил тому, чтобы отпилить свои корни?» — часто спрашивала себя Ингрид. Благословить его, и пусть несется как перекати-поле. Она подняла на него смягчившийся взгляд и сообщила: — Как правило, я вижу в своем кабинете Янсенов, если они больны или если думают, что больны. Как твою матушку, к примеру. У нее все хорошо? — Просто прекрасно. Ив покинула Старый Свет и вернулась в Штаты. Мы с ней не видимся. Единственное, что нас связывает, — это открытки по праздникам. Ив. Не мать, а просто Ив. И главной причиной была сама Ив. «Не зови меня мамой, я чувствую себя старыми разношенными тапками», — брюзжала эта американская лошадь своему четырехлетнему сыну. Сказано — сделано: никаких «мам», только Ив. Ингрид помнила ее очень хорошо. Высокая, под два метра ростом, челюсть как у мужика и прокуренный голос. Но у нее был продуманный образ себя, как ни крути. Этакая независимая женщина, повернутая на здоровом образе жизни и равноправии. С отцом Люка они жили в постоянном стрессе, потому что Ив не хотела вписываться ни в круг его родственников, ни в город — никуда. По-немецки знала всего пару фраз и произносила их с чудовищным американским акцентом, даже не утруждая себя попытками скрыть его. Критиковала швейцарский размеренный образ жизни, называя Цюрих лежбищем живых мертвецов. И тут, надо признать, они с Люком были два сапога пара. Нелепым чувством юмора он пошел в мать, и это стало еще одной причиной, по которой Ив и Люк не могли выносить друг друга дольше суток, потому что с возрастом становились похожими, как две капли воды. — Мой дорогой, родные люди так себя не ведут, — тем не менее укорила его Ингрид. Люк ухмыльнулся под нос и спросил: — Ну а кто сказал, что мы родные? — Я не лезу в ваши взаимоотношения, хотя за долгие годы знакомства с вашей семьей у меня, кажется, есть на это право. Твоя мать, в сущности, одинокая женщина. — По существу, мы все одинокие люди, — парировал он, вертя в руках песочные часы с ее стола. — Я знаю только, что ты упрямец и немного дурак. — Ингрид нацепила очки и посмотрела на него снова, уже более внимательно. — А на вид — бледная немочь. Слушаю тебя. Тогда Люк перестал курочить ее вещи и описал в общих чертах, как заплевал кровью стену, и удушливый кашель, который в последнее время его доставал. Ингрид слушала, и ее лицо выражало настороженность. Постепенно тонкие брови медленно сходились к переносице, пока не превратились в одну прямую линию. Люку нравилось ее лицо, оно было невероятно честным. Движение одной мышцы могло заменить любые слова. — Мне совсем не нравится твой рассказ, — сурово сказала она. — Но пока не проверим, я воздержусь от выводов. И Люк понял, что выводы были не очень хорошие. *** Вернувшись с рентгена, он уже успел подумать о всевозможных вариантах. Но за годы у него выработалось странное спокойствие ко всему происходящему. Шоковый порог как-то стерся… — Садись, — жестко велела Ингрид. Люк упал в кресло и обнаружил, что дисплей на стене включен. Ингрид щелкнула мышкой, выводя на экран рентгеновский снимок. — Знакомься, Янсен, это твои легкие, — резко бросила она. — Очень приятно, — отозвался он, отстраненно разглядывая картину, которая ни о чем ему не говорила. Но умом он уже и так дошел. — У меня рак? |