Книга Книга Жизни, страница 149 – Дебора Харкнесс

– Я в полном восторге, – ответил муж, трогая седые прядки на висках.

– Ты всегда говорил, что от меня ты поседеешь, – улыбнулась я.

– Раньше я считал такое просто невозможным. Но оказалось, что impossible n’est pas Diana ^[53], – сказал он, переиначивая слова Изабо.

Мэтью все-таки стащил еще кусочек орехового десерта и ретировался к малышам.

– Привет, моя красавица, – обратился он к Ребекке.

Та в ответ заворковала. У них с Филиппом появился довольно сложный язык, состоящий из воркований, ворчаний, сопений и прочих звуков. Мы с Мэтью усиленно пытались научиться им подражать.

– Эти звуки явно показывают, что наша дочь счастлива, – сказала я, запихивая в духовку противень с печеньем.

Ребекка обожала отца. Особенно когда он пел. А вот Филипп не находил пение столь привлекательным.

– А ты тоже счастлив, мой маленький мужчина?

Мэтью подхватил сына с креслица-качалки, едва не столкнувшись с летающим бананом. Банан я добавила в общую конструкцию самым последним. Словно ярко-желтая комета, он проходил сквозь орбиты других фруктов.

– Как же тебе повезло с мамой. Не у каждого мальчишки есть мама, владеющая магией.

Подобно большинству малышей в этом возрасте, Филипп зачарованно следил за движущимися предметами. В воздухе неподвижно висел грейпфрут, вокруг которого, как планеты, вращались апельсин и лайм.

– Вряд ли он всегда будет думать, что мамочка-ведьма – это здорово, – сказала я и пошла к холодильнику за овощами для запеканки.

Закрыв дверцу, я обнаружила возле холодильника Мэтью и, естественно, подпрыгнула от неожиданности.

– Ты бы хоть издавал какие-нибудь звуки, чтобы я знала о твоем перемещении, – посетовала я, прижимая руку к колотящемуся сердцу.

Плотно сжатые губы Мэтью подсказывали, что он ждал другой реакции.

– Филипп, ты видишь эту женщину? – Он указал на меня, и Филипп повернул свою головку в мою сторону. – Она блестящий историк и могущественная ведьма, хотя в этом признаваться не любит. Судьба сделала тебе величайший подарок: ты можешь звать ее Maman. Это значит, что ты входишь в число немногих, кто будет знать самую главную тайну нашей семьи.

Мэтью притянул Филиппа ближе и что-то прошептал ему на ухо. Малыш посмотрел на отца и улыбнулся. Осмысленная улыбка у наших детей появилась совсем недавно, однако выражение особого счастья на их личиках я уже видела. Оно напоминало свет, медленно озаряющий их изнутри.

Филипп унаследовал мои волосы, но его улыбка была отцовской.

– Совершенно верно.

Мэтью остался доволен сыновним одобрением и вернул Филиппа в кресло-качалку. Но Ребекке не понравились эти мальчишечьи секреты, и она хмуро посмотрела на отца. Пришлось Мэтью сообщить тайну и ей, а затем дунуть на летающую малинину, направив ягоду на дочкин животик. У Ребекки округлились глазки и ротик. Казалось, слова отца произвели на нее впечатление, хотя я подозревала, что сочная малинина сыграла здесь не последнюю роль.

– Что за чепуху ты нашептывал нашим детям? – спросила я, вонзая в картофелину картофелечистку.

Мэтью забрал у меня то и другое.

– Это не чепуха, – спокойно возразил он.

Через три секунды картофелина была полностью очищенной. Мэтью потянулся за другой.

– Расскажи.

– Подойди ближе, – сказал он, подзывая меня зажатой в руке картофелечисткой. – (Я сделала пару шагов.) – Еще ближе.

Когда я встала рядом, Мэтью почти вплотную наклонился к моему лицу.

– Слушай главную тайну. Пусть я и глава семьи Бишоп-Клермон, ты ее сердце, – прошептал он. – И мы втроем пришли к полному согласию, что сердце важнее.

Мэтью не впервые видел коробку, где была собрана переписка между Филиппом и Годфри.

Только отчаяние могло заставить его открыть эту коробку. Взяв наугад первое из лежащих писем, он начал читать.

Пока в письме не было ничего, кроме обсуждения тогдашних политических ухищрений Филиппа. Мэтью все же заставил себя читать дальше.

Мэтью с шипением выдохнул ртом воздух и стал читать дальше.