Книга Золотая пыль (сборник), страница 96 – Генри Мерримен

Куда бы ни устремлялся я, Изабелла непременно преграждала мне путь, готовая опрокинуть мои замыслы или остановить продвижение к цели. А ведь мисс Гейерсон являлась единственной подругой моего детства, спутницей юных лет и, касайся это только меня, осталась бы товарищем до конца дней.

Шагая по Оксфорд-стрит – в те дни я не мог позволить себе кэб, так как каждый шиллинг уходил на содержание дома в Хоптоне и жалованье слугам здесь, – я размышлял над всеми этими вещами и не находил ответа. Даже когда я пишу эти строки, миновав множество бурь и найдя тихий приют в Хоптоне, мне никак не удается понять Изабеллу. Не дано мне и постичь причину, делающую женщин такими непостоянными в дружбе.

Потом мысли мои обратились к мистеру Диверу. Тут мне открывалось поле для действий куда более понятное и приятное сердцу.

Я направился в клуб и написал письмо Сэндеру, еще пребывающему в Нидерландах, с просьбой сообщить, не известно ли ему что-либо про человека, называющего себя Дивером. Джентльмена, вовсе не показавшегося мне джентльменом, англичанина, который говорит по-французски как француз и имеет повадки преуспевающего мошенника.

Через два или три дня пришла телеграмма от Сэндера, написанная лаконичным языком, свойственным этому проницательному субъекту: «Спросите у Джона Тернера, знает ли он Дивера».

Великий банкир был в это время настолько занят, что мне не хотелось обременять его своими проблемами. Кроме того, до меня постепенно начала доходить истина, с тех пор накрепко засевшая в моей голове, – нет никого, кто принимал бы твои интересы так близко к сердцу, как ты сам. Джон Тернер был человек добрый и питал, на мой взгляд, непозволительную слабость к недостойному типу вроде меня. Но в миг, когда Франция рушилась буквально на глазах, просить его заняться моими делами было бы слишком. Тем не менее я заглянул в отель, где он остановился, и выяснил у портье, что мой друг усвоил привычку покидать свое временное пристанище рано поутру и возвращаться поздно вечером.

– А где он обедает? – спросил я.

– Иногда в одном ресторане, иногда в другом, сэр, – последовал ответ. – В зависимости от того, где есть хороший шеф-повар.

Мне пришла в голову мысль о моем собственном клубе и его славе. Я знал, что будь то мир или война, Джон Тернер не упустит возможности отведать тамошних яств. Я оставил банкиру записку с просьбой отобедать со мной в клубе на следующий день и обсудить важные дела, а заодно повидаться с общим знакомым. В приглашении было указано время на пятнадцать минут позже того, на которое мы договорились с Дивером. Тем же вечером Джон Тернер подтвердил согласие. Идя на следующее утро по Сент-Джеймс-стрит, я натолкнулся на Альфонса Жиро.

– Не желаете ли отобедать в моем клубе? – спросил я. – Сегодня, в час. Собираюсь создать условия, чтобы ваш план слежки за мной не встречал препятствий.

Бедолага Альфонс покраснел и понурил голову.

– Джон Тернер тоже будет, – со смехом продолжил я. – Быть может, мы услышим что-нибудь интересное. В любом случае банкир будет говорить о деньгах, а эта тема так вас поглотила.

Таким образом, у нас образовалась весьма своеобразная partie carrée ^[104]. Я знал о презрении, которое питает Тернер к Альфонсу, и надеялся, что подобное, если не более сильное чувство, проявит он и по отношению к Диверу.

Последний из упомянутых джентльменов прибыл в назначенный час, буквально расточая благожелательность и покровительство. В отношении ко мне он усвоил манеры светского человека, дружески помогающего деревенскому простофиле. Я принял его в малой курительной, где мы сидели в одиночестве, пока не подошел Альфонс. Сразу бросалось в глаза, насколько нравится маленькому французу большой английский клуб.

– У себя в Париже мы копируем подобные заведения, – заявил он. – Но это все не то. Наши клубы совсем другие, они больше похожи на кафе. Интересно почему?

И юный Жиро в глубочайшей растерянности воззрился на нас.

– Причина в том, что вы слишком общительны по натуре, – пояснил я. – Французы не могут встретиться и не пообщаться друг с другом, поэтому присущая клубу независимость теряется. Англичане же могут находиться в одной комнате, но сохранять дистанцию.

– Вроде и мебель такая же, – проговорил Альфонс, обводя курительную задумчивым взглядом. – Но атмосфера другая. Совсем не как в парижских клубах. Вы знаете Париж, мистер Дивер?

Дивер ответил не сразу.

– Конечно, я бывал там, – проговорил он, разглядывая ковер. – Да и кто из англичан туда не наведывался?

Дивер продолжал расточать комплименты французской столице, когда слуга передал мне карточку Джона Тернера. Я попросил провести джентльмена к нам наверх, и до сих пор помню то странное ощущение, с которым вслушивался тогда в тяжелые шаги банкира.

Дверь открылась. Слуга назвал имя гостя, и, встретившись на долю секунды со взглядом мистера Дивера, я понял, что нажил еще одного врага. Лицо моего нового знакомого пошло пятнами, спина вжалась в спинку кресла. Я встал и пожал руку Джону Тернеру, не успевшему еще отдышаться. Альфонс, неизменно вежливый и любезный, последовал моему примеру. Потом я повернулся и проговорил:

– Позвольте представить вам мистера Дивера. Мистер Дивер, это мистер Джон Тернер.

Лицо банкира, всегда не слишком выразительное, осталось неподвижным.

– А-а, – протянул он. – Мистер Дивер из Парижа.

Повисла пауза, в течение которой оба господина смотрели друг на друга, а Альфонс перетаптывался с ноги на ногу в искреннем стремлении повернуть эту враждебную ситуацию в дружеское и приятное русло.

– Мистер Дивер, – сказал Тернер, – позвольте указать вам на дверь!

В моем старшем друге никогда не наблюдалось стремления к драматическим эффектам. Он никогда не забывал о своей дородности и всегда носил ее с достоинством. Вот и сейчас банкир просто шевельнул большим пальцем в направлении двери, через которую вошел.

Видимо, Дивер знал Тернера лучше, чем я. Наверное, ему приходилось сталкиваться с жесткой стороной характера, который оборачивался ко мне исключительно добром и дружбой. Он застыл, побелев как мел, и не поднимал глаз ни на меня, ни на Жиро. Потом пожал плечами и поплелся к двери, подарив нам на прощание кривую ухмылку.

– Вот из-за чего вы меня пригласили? – спросил мой старый друг, когда дверь закрылась.

– Отчасти.

– Надеюсь, обед-то состоится?

– Непременно.

– Так давайте отправимся к столу, – сказал Тернер, посмотрев на часы.