Книга Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь, страница 43 – Джордж Альфред Генти

«Плутон» отошел от захваченного корабля и направился к другому, ближайшему кораблю. Им удалось завладеть так же легко, как и первым, но на этот раз у «Плутона» сорвало ванты-путины ^[5], и грот-мачта ^[6] с треском завалилась на бок.

На этом корабле оказалась всего сотня пленных венецианцев. Они были вне себя от удивления и восторга, когда узнали, что корабль опять в руках их земляков. Фрэнсис приказал захваченному кораблю в течение ночи держались как можно ближе к его судну, так как, возможно, потребуется их помощь. Некоторое время буря все более и более усиливалась. Когда Фрэнсис со своими судами удалился настолько, что огни генуэзских галер исчезли из вида, он велел поднять фонарь для того, чтобы дать сигнал другим его кораблям.

С наступлением утра буря совсем утихла, и Фрэнсис тотчас же велел команде поднять мачту и приладить ее на место. Задача эта была далеко не из легких, огромные волны сильно качали судно. К полудню, однако, мачта была установлена и можно было ставить паруса.

На грот-мачте «Плутона» взвился флаг с изображением льва Святого Марка и, как только еще несколько таких же флагов были подняты и на других судах, крики восторга команды слились в одно общее ликование.

– Вот чудесно, Фрэнсис, – воскликнул Маттео, – что нам удалось отбить у генуэзцев наши суда.

– Это, конечно, прекрасно, но могло бы быть и еще лучше, – возразил Фрэнсис. – Не будь такой бури, мы могли бы забрать и все наши суда; правда, что при таких неблагоприятных условиях мы все-таки сделали все, что только можно было сделать.

– Еще бы! – отвечал Маттео. – Мне никогда не пришло бы в голову, что нам удастся вырвать у генуэзцев «Плутон». Когда ты начал об этом говорить, мне казалось, что ты сошел с ума и бредишь о чем-то несбыточном.

– Стыдно было бы нам, располагая двумя с лишком неделями и отрядом в сто пятьдесят человек, оставаться в плену под охраной всего каких-нибудь пятидесяти воинов. Теперь, Маттео, подай Паруччи сигнал, чтобы он приблизился к нам. Возможно, что мы опять столкнемся с генуэзцами, а так как у Паруччи теперь до двухсот человек на судне, то он может с нами поделиться своими людьми.

Паруччи исполнил это требование; четыре судна поставили паруса и поплыли по направлению к югу.

– Желал бы я сегодня утром видеть выражение лица у адмирала генуэзской эскадры, – начал Маттео, – когда он вдруг узнал, что у него за ночь исчезли целых четыре корабля. Удивляюсь, право, отчего он не распорядился по крайней мере послать свои галеры в погоню за нами?

– Может быть, он и сделал это, – возразил Фрэнсис, – но к утру мы уже успели уйти от него на сто миль, и погоня за нами задержала бы его здесь слишком долгое время.

На обратном пути в Венецию они не встретили больше ни одного вражеского судна. Фрэнсис удержал за собой главное начальствование над маленькой эскадрой, так как капитаны судов и другие высших чинов офицеры остались в плену на другой галере.

Четыре отбитых у генуэзцев судна беспрепятственно вошли с развевавшимися на их мачтах венецианскими флагами в канал Лидо.

Как только они стали на якоре, сейчас же распространилась весть о прибытии четырех галер Пизани, благополучно отбитых у генуэзцев, и жители Венеции пришли в неописуемый восторг.

Множество маленьких лодок окружили прибывших, и торжествующие крики собравшихся приветствовали благополучное возвращение кораблей. На палубах уже теснился народ, разыскивая среди прибывших своих родных и друзей. Свой восторг при встрече с близкими и свою печаль о погибших они выражали с горячностью, присущей только жителям юга.

Одним из первых, поспешивших на встречу прибывшим, был, конечно, Полани; он знал, что среди вошедших в гавань судов находился также «Плутон».

– Каким чудом вы-то возвратились сюда, Фрэнсис? – спросил он, радушно приветствуя молодого человека.

– Чуда тут, положим, никакого нет, синьор Полани. Генуэзцы вообразили, что пятьдесят человек могут устеречь сто пятьдесят венецианцев; ну а мы их проучили – вот и все!

– Вовсе не мы, – вмешался Маттео, здороваясь с Полани. – Мы и по сей час лежали бы в трюме, если бы нас не выручил Фрэнсис. Все это было делом его рук.

– Я, конечно, так и полагал, что вы рано или поздно вырветесь из плена генуэзцев. Расскажите же, как все это случилось.

– Если вы не откажетесь подвезти меня в вашей гондоле до Пиаццы, то дорогой я вам расскажу обо всем. – сказал Фрэнсис. – Как это ни кажется странным, но в настоящую минуту я состою главным командиром прибывшей эскадры и поэтому обязан как командир явиться в Совет, чтобы дать ему во всем отчет. Ну, а как адмирал? Благополучно ли он возвратился и не пострадал ли сам? – продолжал Фрэнсис. – Мы видели, как он на своей галере вместе с пятью другими галерами пробился через строй генуэзских кораблей, но остался ли он сам невредим – этого мы не знаем.

– Он благополучно вернулся в Венецию, – сказал Полани. – Но вы, зная хорошо венецианцев, не будете очень удивлены, если я вам сообщу, что он приговорен к шестимесячному тюремному заключению за то, что проиграл сражение.

– Это возмутительно! – в негодовании воскликнул Фрэнсис. – Он был против того, чтобы сражаться, и вступил в бой только уступая настояниям проведиторов. Это вопиющая несправедливость.

– Да, это очень грустная история, – сказал Полани. – Насколько Пизани популярен в народе, настолько же он мало пользуется любовью венецианских вельмож. Они просто завидуют его славе. Сначала даже хотели приговорить его к лишению жизни, так что он, можно сказать, еще счастливо отделался тюрьмой. Впрочем, его пребывание в тюрьме не может долго продлиться, так как со дня на день ожидают появления здесь генуэзского флота, и тогда, конечно, Пизани пойдет навстречу ему. Когда Венеции будет грозить опасность, сам народ потребует его освобождения.

Тотчас по получении радостного известия о возвращении судов в Совет стали собираться члены его, и когда доложили о приходе Фрэнсиса, он без замедления был приглашен в зал. Вместе с ним вошел туда и Полани.

– Кажется, мы имели случай видеть этого молодого человека раньше, – сказал один из членов Совета.

– Да, синьор, вы совершенно правы. Вы, конечно, припомните, как он отличился в сражении под Антием и какую честь Совет оказал ему, даровав права гражданина Венеции, – отвечал на это Полани.

– Да, мы хорошо помним это, – отвечали некоторые из членов Совета.

– Привез ли он с собой отчет командира эскадры для передачи нам? И почему не явился сюда сам командир?

– Он стоит перед вами, синьор, – заявил Полани. – Фрэнсис Хэммонд является к вам в качестве командира четырех прибывших кораблей и занимает этот пост не только по своим выдающимся способностям, но и потому, что только благодаря его отваге венецианцам удалось вновь завладеть нашими судами, вырвав их из рук генуэзцев. Теперь, синьоры, молодой Хэммонд сам даст вам подробный отчет обо всем случившемся.