Онлайн книга «Второй»
|
Ещё был случай: пришла в гардероб за курткой, а там, в капюшоне, – цветы. Букет. Кажется, с клумбы сорванный, но красивый. Долго потом не могла отряхнуть капюшон от лепестков; Гордеев же делал вид, что он тут ни при чём, отворачивался. А на следующий год Оля ушла из школы в музыкальное училище и Гордеева больше не встречала. * * * Все дети играли в паровозике, а Минька упрямо лез на крышу. Ольга сначала сердилась на него – хоть бы раз поиграл как человек, куда его вечно тащит? – а потом засмеялась: чего ты хотела от своего ребёнка? Был тёплый июнь, цвела липа – так же, как в тот год. Ольга всегда вспоминала Веньку Гордеева, когда чувствовала этот запах. Как сильно пахнет – голова кружится. Где Гордей сейчас, интересно, жив ли? Беспокойная, должно быть, у него судьба. – Минька, нам бы домой уже идти! – Мама, я ещё чуть-чуть! …Не хотелось его забирать. С одной стороны, скоро к Ольге придёт ученик, дипломник. Поступает в этом году, скоро экзамен, она с ним занимается каждый день по два часа. С другой стороны, Минька так хорошо играет. Познакомился с девочкой на крыше паровозика и не отходит от неё ни на шаг. Это первый раз такое; и дело не в том, что девочка. Просто он всегда играл один, ему с другими неинтересно – а тут говорят, говорят и не могут остановиться. Как его заберёшь? Ольга смотрела то на детей, то на цветущую липу, то на долговязого парня в смешной футболке. Лохматый, бородатый – неужели отец этой девочки? Худой страшно, руки из футболки нелепо торчат. Уткнулся в телефон, пока ребёнок на крыше. Ольга помогла слезть и Миньке, и девочке – даже не заметил. А девочка красивая. А липа пахнет, пахнет… Ольге вдруг пришла в голову мысль: – Минька, пойдём, я тебе что покажу, – сказала она. – Что? Ольга сорвала цветок липы: – Подари девочке. Ей будет приятно, вот увидишь! – Нет, – сказал Минька, – у меня вот что есть, – и раскрыл ладошку. Там лежал дохлый жук-бронзовка. – Она оценит? – с сомнением спросила Ольга. – Конечно! – Оля, это ты? – спросил длинный парень. А ведь знакомое лицо, кто же это? – Не узнала, – он улыбнулся и шевельнул красивыми загорелыми пальцами пианиста. Знакомое движение… – Тимка!!! Бог мой, какой ты стал бесконечно длинный… Оля чуть не бросилась к нему обниматься, но в последний момент застеснялась. Бородатый, совсем другой ведь человек… А, нет. Улыбается так же. Спросил: – Неужели у тебя такой большой сын? – Да, взрослый… – Минька – это Михаил? Или Митя? – Минька – это Бенджамин, – объяснила Оля. – У него отец американец. – Ух ты, Бенджамин. Красиво, – уважительно вздохнул Тим и неожиданно добавил: – Я тоже в Штатах жил, два года. Сейчас вернулся. – Работал? – Да. Слушай, у тебя в телефоне есть такая игрушка? – открыл приложение, показал. Модный у него телефон, неужели хвастается? Как глупо; совсем не похоже на прежнего Тимку. – Есть, – кивнула Оля, – Минька из неё не вылезает, я даже думаю удалить. – Не удаляй пока. Это моя. – Как это?.. – Ну, я делал. Не один, конечно, но идея моя. – Ух ты! – восхитилась Оля. Тогда есть чем хвастаться, конечно. – Значит, так со школы и придумываешь игры? – Ну, не только игрушки, конечно. Но это люблю. – Надо же; а я как раз тебя вспоминала. – А ведь врёшь, – сказал вдруг Тим. – Гордеева вспоминала, а не меня. – Точно. Ты откуда такой телепат? Тим вздохнул, потом сказал: – Вычислил. Я же математик, знаешь… Откуда он всё же знает? Такой высоченный; неужели это тот самый маленький Левицкий? – Где он сейчас, этот Венька, не знаешь? Не пропал? – Знаю. Он поступил в Нахимовское, представь. Огромный был конкурс; никто не верил, а Гордей поехал и поступил. Женя-историк с ним занимался, вытянул. Он такой учитель волшебный, я у него тоже занимался потом, мы вдвоём с Гордеем и ходили. А теперь Гордей в море, мы немного переписываемся… Виделись последний раз в Нью-Йорке. – Ничего себе! А я ушла в училище и ничего этого не знала! – Да ты вообще… Мало что знала, кажется, – внезапно сказал он. Ну и нахальный оказался Левицкий, чего вдруг? – Не понимаю… Ты про что? – Ты хоть поняла тогда, что цветы от меня были? В капюшон положил тебе. – Ты?! – Ну да. Я за тобой целый год ходил, а ты меня вообще не замечала. Специально? – Тима! Не может быть. Я тебя не видела, я же очки тогда перестала носить. Мне казалось, они мне не идут… – Вот балда. Очень даже шли. – «Очень даже», – передразнила Оля. – А ты сам разве не балда? Чего не подошёл, неужели боялся? – Конечно боялся. Ты такая стала… Совсем другая, резко изменилась за лето. Голову стала по-другому держать и вообще… Ну и Гордеев же тебе нравился. – Тьфу, скажешь тоже. Он же совсем дурной был… – Дурной, однако нравился. Я даже налысо побрился, как он. Вышел ужас… – Тима! – Ну что Тима, я мало соображал тогда… А ты всё равно меня не видела в упор. Зато теперь видишь какие отросли, – Тим потянул за волосы, пружинка растянулась и опять завилась. Точно, он же не был кудрявым, а тут стал! – Ничего не знала, – вздохнула Оля, – прости. – За что? Ты мне другое скажи… Это важный вопрос. Скажи, тебе было с кем-нибудь так же легко, как со мной? …Оля не сразу ответила. Минька с девочкой увлечённо рассматривали жука, ветки липы нависли над паровозиком, как же пахнет, ведь с ума можно сойти. Оля думала, вспоминала свою жизнь. Потом ответила: – Нет. Похоже, что ни с кем. – А… А твой американец? Оля засмеялась: – С ним сейчас стало очень легко. Он в Америке, я здесь – никаких противоречий и трудностей. – Вы развелись? Вот программист, сразу в лоб спрашивает. – Мы и не женились. Хотя Миньку он любит, ты не думай. – Я и не думаю. Думаю только, что Бенджамин – это Вениамин по-русски. – Ой. Точно… Я об этом вообще не думала. Честно не думала, Тим! Это его отец имя придумал, а мне понравилось. Веришь, нет? Да никогда мне не нравился Гордей, что ты выдумал! Девочка с Минькой прибежали к ним радостные: – Мы его похоронили! Похоронили! – Кого?! |