Онлайн книга «Vita Nostra»
— Готова к отбытию? — Фарит, — сухо сказала Сашка. — У меня очень много дел. Если вы хотите сказать что-то важное — говорите. А если нет… Сами видите — я здесь не гуляю. Он покачнулся взад-вперед: — Важное… Пожалуй. Как ты думаешь, кто из твоих однокурсников отказался бы от экзамена, имей они такую возможность? — Все. — Ты уверена? — Абсолютно. Мы, конечно, можем друг друга подбадривать, мы уверены в успехе… Мы — слова, мы должны прозвучать, реализовать наше предназначение… Но если бы кто-то мог ускользнуть, удрать, смыться безнаказанно — улетел бы со свистом, только пятки засверкали. — И ты? — Что — я? Коженников поправил дужку очков на переносице: — Как твой куратор, я официально предлагаю тебе освобождение от экзамена. Освобождение от учебы в институте. Официально. По схеме «Это был сон». Горел огонь в камине. Догорали старые конспекты, бумажки, черновики; Сашка сидела у стола — очень прямо. Прошла минута. — Вы пошутили? Он снял очки. Сашка встретилась взглядом с его обыкновенными, даже заурядными карими глазами. — Нет. — Фарит, вы издеваетесь?! — Нет. Скажу сразу: никто из твоих однокурсников не получал такого предложения и не получит. — А почему я… — Потому что. Сашка стиснула пальцы. Секунду назад она была уверена в себе, спокойна, даже отрешена… Секунду назад она была взрослая, лишенная страха, прямо глядела в лицо судьбе… — Тебе снова будет шестнадцать лет. Все, что было позже, окажется сном и забудется. — Это невозможно. Он ухмыльнулся. Сашка смотрела на него. Его лицо расплывалось перед ее глазами. Сашка давно не плакала. Она забыла, как плачут. Она не верила, что накануне экзамена что-то способно так сильно ее потрясти. — Думай. «Это был сон». Скажешь — и проснешься. Там же. И ничего не повторится. Меня не будет. Не будет института. Поступишь на филологию… если не провалишься с первого раза. Ну, решилась? Сашка впилась зубами в пальцы. Мама… Валентин… И маленький Валечка. Их не будет… а будет… возможно… Совсем по-другому… все по-другому… Будет ли мама счастлива? Конечно, ведь у нее будет Сашка… Даже без Валентина, без ребенка… У мамы будет Сашка! Она сделает все, чтобы… Слово. Глагол. Гармония Речи. Хрустальный термитник смыслов. Нечеловеческая красота. Бесконечное познание. Страница за страницей, и книга не кончается, интереснейшая книга, неужели Сашка не узнает, что же было дальше? Минус три с половиной года, тяжелых, страшных… это был сон, как просто, это всего лишь сон… Костя. Его не будет в ее жизни, это к лучшему. Егор… У них нет выбора, им никогда не придется выбирать… КАКИЕ ОНИ СЧАСТЛИВЫЕ! — Фарит, ну зачем?! Что я вам сделала… Почему вы постоянно ко мне… придираетесь… За что?! — Саша? — За что мне этот выбор? Я не могу… Она сидела уже на полу, скрючившись, прижав ладони к щекам. Коженников опустился рядом. — Я? Придираюсь? К тебе?! Да у тебя и волосинки с головы не упало! Твои близкие живы, более-менее здоровы, счастливы… — Я не могу выбирать! Я не могу — вот так — выбирать, понимаете вы или нет?! За что… — Брось. Любой из твоих однокурсников… из всех, кто учился когда-либо на третьем курсе, отдал бы правую руку за такую возможность. — Почему? Почему именно так? — она подняла на него залитые слезами глаза. — Почему страхом? Почему не… почему не объяснить? Я бы училась… по-хорошему! Он покачал головой: — Не училась бы, Саша. За грань выводит только сильный стимул. Мотивация. — Но есть же… Другие стимулы… Любовь… Честолюбие… — Равных нету, — сказал он почти с сожалением. — Это следствие объективных, нерушимых законов. Жить — значит быть уязвимым. Любить — значит бояться. А кто не боится — тот спокоен, как удав, и не может любить, — он обнял ее за плечи. — Ну, ты решилась? Она оттолкнула его руку и встала. Закусила губу. Слезы текут по щекам — ну и пусть их. Плохо, что прерывается дыхание, и поэтому голос звучит жалобно. — Решилась. Я хочу закончить институт. Стать частью Речи. Прозвучать. Поступить в аспирантуру… Поэтому я пойду завтра на экзамен, — она пошатнулась, но устояла. У Коженникова сузились зрачки. Моментально. Его глаза будто осветились изнутри, Сашка отшатнулась. — Это твое последнее слово? Она зажмурилась: — Да. * * * — Добрый день, третьекурсники. И зал, и сцена были ярко освещены. Портнов и Стерх стояли внизу, у первого ряда кресел, а за длинным столом, установленным у переднего края сцены, сидели двое мужчин и женщина. Женщину звали Ирина Анатольевна, она преподавала специальность на курсе Егора; мужчин Сашка никогда раньше не видела. Вернее, так ей казалось, пока один из них, сидевший крайним слева, не поднял голову. Сашка разинула рот: это был физрук Дим Димыч. В костюме, при галстуке. С непривычным выражением лица: оно как будто застыло. Как будто все мышцы, отвечающие за мимику, превратились в алебастр. Третий экзаменатор — светловолосый, на вид лет сорока — никогда не был человеком. Функция, как и Портнов. Скрипы старых деревянных кресел казались оглушительными. Сашка села в середине второго ряда, справа от нее оказался Денис Мясковский, а слева — Лиза Павленко. Костя сидел в первом ряду, на два места правее Сашки. Она могла бы дотянуться до него рукой, если бы привстала. Но и Костя упрямо на нее не смотрел. — Дорогие третьекурсники! — Стерх оставался внизу, не поднимаясь на сцену. — Вот и наступил большой день. Сейчас вы получите распечатки с заданиями. У вас будет время на подготовку. Не надо спешить, не надо нервничать. Каждый, кого я назову, подойдет к этому столу, распишется и получит экзаменационный лист. Все готовы? Можно начинать? Глухая тишина была ему ответом. — Гольдман Юлия. Имя признака. Юлька, шатаясь на высоких каблуках, поднялась на сцену. Блондин-функция, сидевший с краю, протянул ей несколько бумажных листов, скрепленных скрепкой. Дим Димыч без улыбки подал ручку. Юлька расписалась трясущейся рукой; она начала читать задание еще на лестнице, ведущей вниз со сцены, и Сашка успела увидеть, как выражение паники на ее лице сменяется удивлением, а потом и радостью. — Бочкова Анна. Имя предмета. — Бирюков Дмитрий. Имя предмета. — Ковтун Игорь. Имя признака действия. |