
Онлайн книга «Vita Nostra»
— Топорко, у вас есть вопросы? — Н-нет… — Хорошо. Все свободны, завтра индивидуальные занятия, староста, составьте список… Самохина, я вами доволен. * * * Портнов хвалил ее; она и сама чувствовала удовлетворение от этих занятий, зато уроки со Стерхом оборачивались все большей мукой. Она не смогла осилить ни второй трек, ни третий. Стерх потребовал, чтобы она вернулась к первому; Сашке были неприятны эти занятия, и чем дальше, тем больше усилий ей приходилось тратить, чтобы просто подняться на четвертый этаж и войти в такую светлую, такую просторную четырнадцатую аудиторию. Стрех мрачнел с каждым занятием. В его мягком голосе все чаще проскальзывало раздражение. — Саша, я очень разочарован. С начала семестра прошло две недели, а вы… Такое впечатление, что вы сознательно саботируете мой предмет. — Нет. Я… — Я вам не угрожаю. Мне просто жаль… мне страшновато за вас. Я никогда не пишу докладные кураторам — по крайней мере, на протяжении семестра. Но зимой будет зачет. А результат зачета — это документ. Он в ведомости, он в зачетке, и тут уж куратор просто обязан отреагировать, я ничего не могу поделать. Сашка закусила губу. — Николай Валерьевич, — сказала сдавленным голосом, — а может быть, у меня на самом деле нет способностей? Просто я профнепригодна? Может быть, меня надо, — она запнулась, — меня надо просто отчислить, потому что толку не будет? Зачем вам студенты без способностей? Я ведь стараюсь, честное слово, но у меня не получается. Горбун коснулся подбородка длинными, тонкими, белыми пальцами: — Сашенька, выкиньте это из головы. Во-первых, вы способны, если вас зачислили. Во-вторых… надо честно учиться, а не мечтать о том, как вы будете лодырничать. — Но я честно учусь, — сказала Сашка. — Всегда училась. И… я делаю, что могу. — Нет, — сказал Стерх строже, его пальцы сложились «домиком». — Вы не решаетесь на внутреннее усилие. Ваши однокурсники давно уже вас обогнали, на курсе появились новые лидеры, Павленко очень неплохо работает, Гольдман, Коженников тоже… А вы слишком ограничены, вы сами себя загнали в рамки. Вся подготовительная работа — год напряженнейшей работы! — все пока насмарку… Кстати, вы думали о том, как решить нашу деликатную проблему? — Что, прямо здесь и сейчас? — спросила Сашка, не удержавшись. — Не сейчас, — Николай Валерьевич улыбнулся, будто говоря: прощаю тебе эту дерзость, дурочка, понимаю, что ты не в себе. — Но чем скорее, тем лучше. Для вас, Саша. * * * Ласточек не было. Сашка долго стояла посреди двора, глядя в ясное сентябрьское небо. Пролетел воробей, а выше, над редкими облаками, пролетел самолет. Сашка представила себе, как она сидит в кресле, глядя в иллюминатор, а внизу плывет лоскутное одеяло земли с полями, лесами, озерами и крохотным населенным пунктом — городишкой под названием Торпа. Сверху его и разглядеть-то, наверное, трудно. Самолет улетел, а Сашка осталась. Пригревало солнце, но с лип на Сакко и Ванцетти уже вовсю осыпались листья. Зачет был где-то далеко, за дождями, за снегами, но он был неотвратим. Сашка побрела на почту. Вернее, она побрела куда глаза глядят, но ноги привели ее на почту, она заказала междугородний разговор и через минуту стояла в душной кабинке с пластмассовой трубкой в руках. — Алло, — сказал мужской голос. — Здравствуйте, — сказала Сашка после секундной заминки. — Как у вас дела? Мама может подойти? — Мама передавала тебе привет, — сказал Валентин как-то очень бодро и весело, слишком весело, как показалось Сашке. — Она в больнице, на сохранении. Можно было и дома оставаться, но знаешь, так надежнее. Отличный врач, удобная палата, хорошие условия… И благоприятные прогнозы, знаешь, по всей видимости, у тебя намечается брат! Он говорил легко, без пауз, без видимого напряжения. Сашка опустила плечи: — А когда она будет дома? — Пока неизвестно. Лучше перестраховаться, понимаешь? Тут такое дело… Я собираюсь ей купить мобильник, тогда ты сможешь ей звонить прямо в палату! — Ага, — сказала Сашка. — А что у тебя? Как дела? Как учеба? — Отлично, — Сашка потерла пальцем полированную полочку для телефонного аппарата. — Ну, я пойду… Маме большой привет. * * * На крыльце почты стоял Костя. Сашка остановилась. В последние недели они не то чтобы избегали друг друга; они держались, как знакомые, но совершенно чужие люди. Здоровались без лишних слов. — Привет, — сказала Сашка. — Привет, — за лето Костя изменился, его подростковая худоба сменилась уверенной жилистостью взрослого мужчины. Он загорел. Лицо обветрилось. Еще первого сентября он, Сашка помнила, чуть заикался и припадал на правую ногу, но теперь последствия Портновского «этапа» окончательно сгладились: Костя, восстановившись из обломков, снова стал самим собой. Или почти самим собой, печально подумала Сашка. Как все мы. — Ты звонила домой? — спросил Костя, внезапно нарушая регламент установившихся между ними отношений. — Да, — сказала Сашка. — А что? — Ну и как там? — Мама собирается рожать, — призналась Сашка неожиданно для себя. — От нового мужа. — Вот как, — пробормотал Костя. — Да вот так, — Сашка заставила себя распрямить спину. — Будь здоров. — Погоди, — сказал Костя ей в спину. — Пять минут у тебя есть? — Пять, но не больше. — Но и не меньше? — Костя нервно улыбнулся. Они отошли к серой парковой скамейке, живописно усыпанной желтыми листьями. Сашка мигнула; ей на мгновение показалось, что скамейка фиолетовая, а листья синие. В последние дни она научилась менять цвета окружающего мира — вернее, восприятие этих цветов — по своему собственному желанию, и развлекалась на скучных лекциях по праву, мысленно изменяя цвет лица преподавательницы, цвет ее волос, кофточки и платочка в кармане. — Сашка, — сказал Костя, — у меня к тебе разговор. — Я заметила. — Я тебя люблю, — сказал Костя. — Что?! — Я люблю тебя, — он пожал плечами, будто извиняясь. — Прости меня, идиота, я тебя люблю, выходи за меня замуж. Листья стали зелеными, а скамейка — ярко-оранжевой. Сашка мигнула. — А я тебя не люблю, — сказала Сашка. — И прощать не собираюсь. Если тебе надо регулярно трахаться, а денег на проститутку нет — женись на Женьке. Она с удовольствием. Костя побледнел. Сашка увидела, как перекатились желваки на его щеках. Его загар, секунду назад бронзовый, сделался желтым, почти как лимон. |