Книга Vita Nostra, страница 74 – Марина и Сергей Дяченко

Ей очень хотелось поговорить с Костей. Рассказать ему все, спросить по секрету: а как у него? Что он чувствует, выполняя задания горбуна?

Но Женя, краснощекая и грозная, вечно следовала за мужем, как тень. И Сашка не решалась быть назойливой.

* * *

— По традиции нашего института новогодний вечер готовят второкурсники. Учитывая, что у нас с вами зачет третьего января, я предпочел бы, чтобы организацией капустника занялась Самохина. Я поставлю вам зачет автоматом… И вам тоже, Павленко, если вы сегодня сдадите мне «долги». Маленькое послабление — для того, чтобы Самохина не занималась капустником в одиночестве.

— Я не могу заниматься капустником, — сказала Сашка.

Портнов заложил руки за спину:

— Это почему же?

— Я очень занята.

— Вы заняты? — Портнов снял очки. — Что же мне, сдергивать с занятий ваших однокурсников, которые то ли сдадут зачет, то ли отправятся на пересдачу? Вы знаете, сколько ваших коллег висят сейчас на ниточке и в последний момент пытаются отработать материал за целый семестр?

В аудитории сделалось тихо, как в наушниках у Стерха.

— Не ищите себе проблем, Самохина. Николай Валерьевич готов поставить вам зачет хоть сейчас и высвободить немного вашего драгоценного времени для художественной самодеятельности. Привлекайте группу «Б», привлекайте первый курс.

— Я не умею! — Сашка встала. — Я никогда в жизни не занималась никакой… самодеятельностью! Я не буду этого делать, не хочу!

— Самохина, — сказал Портнов очень холодно. — Ваша обязанность, как студентки — старательно учиться и выполнять общественно полезные поручения. И вы будете их выполнять, иначе последует неприятный разговор с куратором… Павленко, у вас тоже проблемы? Вам тоже не по душе самодеятельность?

— Нет, — Лиза опустила поднятую было руку. — Я буду готовить вечер… пожалуйста. Но зачет у Николая Валерьевича…

— Я с ним поговорю, — великодушно пообещал Портнов. — Насколько мне известно, ваша работа в этом семестре его вполне удовлетворяет.

* * *

— Я ничего ему не говорила, если тебе интересно. Я ничего ему не говорила.

Лиза привычно сидела на подоконнике, в ее опущенной руке дымилась сигарета.

Она много месяцев не жила — и носа не показывала — в общежитии. Вид старой комнаты вызвал у нее скорее отвращение, чем ностальгию — она долго оглядывалась, хмыкала и даже принюхивалась. Потом устроилась на подоконнике и щелкнула зажигалкой:

— Тебе не помешает, Александра, если я закурю?

— Кури, — сказала Сашка, делая вид, что не замечает насмешки.

Соседки Лена и Вика сбежали на кухню. Сашка уселась за письменный стол и раскрыла текстовый модуль.

— Так вот, я ничего Егору не говорила. Но точно знаю, кто сказал.

— Мне не интересно, — сказала Сашка.

— Совсем? — Лиза затянулась.

— Совсем. Потому что это вранье.

— Ну ты крутая, — Лиза помахала рукой, разгоняя дым. — Ладно. Есть у тебя какие-то планы насчет этого… капустника?

— Пусть Топорко покажет стриптиз.

— Неплохое предложение.

— Осталось уговорить Топорко.

— Осталось уговорить наших мужиков, чтобы они на это убожище смотрели… Ты умеешь показывать фокусы?

— Да, если ты согласишься сидеть в ящике. А пилу попросим у завхоза.

— Двуручную?

— Циркулярную!

— А в ящик посадим Коженникова, — сказала Лиза.

Сделалось тихо.

— Фарита Коженникова, — уточнила Лиза, отводя глаза. — Вообще, согласна… дурацкая шутка. Так что же нам делать, а?

* * *

В рубке киномеханика стоял здоровенный проекционный аппарат, чудо техники полувековой давности. Еще здесь был примитивный звукооператорский пульт, и Сашка, глядя на сцену сквозь мутное окошко и прислушиваясь к репликам, запускала через колонки то одну мелодию, то другую.

Лиза оказалась незаменимым человеком в деле подготовки вечеров. Сашка только диву давалась — и мысленно благодарила Портнова, что поставил Павленко зачет. Невесть как (уговорами? подкупом?!) Лизе удалось привлечь на сцену почти десяток первокурсников, пару дамочек из деканата и Оксану из группы «Б» (Оксана «автомата» не получила, но училась хорошо и была в себе уверена). За несколько дней был придуман, выстроен и отрежиссирован получасовый эстрадный спектакль. Сашкино участие свелось к тому, чтобы сидеть в радиорубке и включать музыку.

На репетиции все прошло гладко, но когда зал заполнился возбужденными, галдящими студентами, когда явились преподаватели и уселись в третьем ряду, Сашка обнаружила вдруг, что дико волнуется. К тому же, слова со сцены доносились не так ясно, как в пустом зале — Сашка боялась пропустить реплику и что есть силы прислушивалась у окошка.

Актеры, по-видимому, волновались тоже. Начало прошло неудачно, один первокурсник забыл реплику, и соль шутки пропала. Сашка с перепугу включила музыку слишком громко, Лизе, чтобы перекричать ее, пришлось орать во все горло, она свирепо зыркала в сторону рубки, а Сашка, вместо того чтобы сделать тише, еще и усилила звук. Лиза, к чести ее, самообладания не потеряла; когда первые минуты прошли и артисты немного освоились, капустник пошел как по маслу, и зал, поначалу анемичный, смеялся с каждой репризой все громче.

Сашка, напряженно слушая реплики, почувствовала, как открылась и закрылась дверь рубки за ее спиной. Она включила «Танец маленьких лебедей» — и только тогда обернулась.

— Прости, я тут посижу, можно? — шепотом спросил Захар.

Сашка удивилась. Они приветливо здоровались в коридорах, но, в общем-то, дружбы не поддерживали.

— Меня повсюду ищет Светка. А я… не настроен с ней разговаривать.

— Светка? С первого курса, из пятой комнаты?

— Ну да.

— И ты от нее прячешься? — спросила Сашка с ноткой презрения в голосе.

Захар осторожно сел на трехногий табурет.

— Это не то, что ты думаешь. Я… у меня экзамен. Тринадцатого января.

Сашка, спохватившись, метнулась к окошку и едва успела выключить музыку в последний момент.

В зале смеялись, не переставая. Кажется, капустник удался.

— И что?

Захар пожал плечами:

— У меня почему-то… Ну, не знаю. Я хотел бы когда-нибудь увидеть еще раз родителей, брата… ребят с курса. Тебя… У меня такое ощущение, что конец света, Сашка. Что после экзамена не будет уже ничего.

— Ерунда, — сказала Сашка, мельком вспомнив собственный ужас в административном коридоре — когда ей представился конвейер, волочащий третьекурсников на жертвенный камень. — Ты же сам знаешь, что это чушь. Нас учат не затем, чтобы уморить. Просто мы станем другими.