Онлайн книга «Vita Nostra»
— Да, — Костя улыбнулся. — Сашка. — Что? Он смотрел на нее почти минуту. Хотел что-то сказать, но так и не смог. Покачал головой, будто прося прощения: — Нет, ничего… Я пошел, пока. Он распахнул дверь — и столкнулся, буквально нос к носу столкнулся с Фаритом Коженниковым. Костя отступил — вернее, отлетел, будто его толкнули в грудь. — Привет, — сказал Коженников-старший, внимательно разглядывая Костю на пороге — и Сашку в глубине комнаты. — Вы поругались, что ли? Костя, не говоря ни слова, не глядя на отца, проскользнул мимо него в коридор. Фарит проводил его взглядом. Закрыл за собой дверь. — Прости, если помешал. Темные очки, на этот раз опалово-дымчатые, делали Сашкиного куратора похожим на лыжника-экстремала. Он подошел, проверил на прочность колченогий стул и уселся, подобрав полы темного плаща. — У меня нет этих денег, — сказала Сашка. — Я их выбросила. В лес. Этажом выше бухал магнитофон. За стенкой бормотал телевизор. Кто-то с топотом пробежал по коридору. — Я спрыгнула с поезда, — сказала Сашка. — Хотела удрать. Но у меня ничего не вышло, и… Короче говоря, денег у меня нет. — Я не за деньгами, — сказал Коженников. — Я на них не богатею, как ты можешь догадаться. Это всего лишь слова, которые никто не сказал и уже больше никогда не скажет. В его очках отражался огонек настольной лампы. Сашка вытерла слезы тыльной стороной ладони. Слезы злости и облегчения. — Извините, — процедила сквозь зубы. — Это ты меня извини. Я пришел и лишил тебя душевного равновесия. — У меня нет душевного равновесия уже давным-давно… Сегодня я видела Лилию Попову, так вот: нет никакой Лилии Поповой. Это — тоже вы. Коженников покачнулся на стуле — взад-вперед. Скрипнуло рассохшееся дерево. — Я права? — Права, конечно, — Коженников улыбался. — Права. Только, пожалуйста, ни с кем больше своими наблюдениями не делись. Кто я такой… что я такое, давай поговорим потом. Когда ты станешь взрослее. — Если вы хотите знать, — сказала Сашка очень тихо, — я о вас вообще ни с кем не хочу говорить. Я не хочу даже знать, кто вы… что вы такое. — Хорошо, — Коженников кивнул, прикрыв глаза. — Согласен… Теперь собирайся, пойдем. — Куда?! — Институт предоставляет тебе квартиру. На время учебы, съемную. Тут же, на Сакко и Ванцетти, напротив учебного корпуса. Мансарда. Красивое место. — Я не хочу, — сказала Сашка неуверенно. — Да ну. Тебе еще не надоел этот сиротский уют? Он обвел комнату рукой: три кровати, из них две пустые, под желтыми полосатыми матрацами, и одна, Сашкина, вкось укрытая линялым покрывалом. Облупившийся стул, и еще один, трехногий. Раскрытый чемодан. Захламленные столы. Скомканные бумажки в пыльных углах. Сашке сделалось стыдно. — Ну… — Не будем тратить времени. Хозяйка ждет нас в половине восьмого, сейчас семь. Есть у тебя время завтра после занятий таскаться с чемоданами? Нету? Вот и я так думаю. Поторопись. * * * — Вы были не правы насчет Кости. Над городом Торпой высилось звездное небо. Поверх крыш восходил Орион. Тротуар и мостовая взялись ледком, даже ветки голых лип поблескивали под фонарями. Сашка шла бок о бок с Фаритом Коженниковым, несла в двух руках два полиэтиленовых пакета. Коженников катил чемодан, маленькие колеса то и дело увязали в щелях между булыжниками. Тогда он поднял чемодан за ручку и понес. — Костя единственный сумел мне помочь. И вы напрасно… думаете, что он слабак. Он очень хороший, сильный, честный человек. — Спасибо, что ты так говоришь, — Коженников быстро на нее взглянул. — Я сама виновата в том, что случилась, — сказала Сашка. — Виновато слово. Одно-единственное. — Так бывает. Уж кто-кто, а мы с тобой знаем цену словам. Сашка поскользнулась. Коженников подхватил ее под руку: — Не падай. Здесь недалеко. Только улицу перейти. Сашке показалось, что дома на улице Сакко и Ванцетти сдвинулись, склонились к ней, почти соприкасаясь черепицей, оставив только узенькую дорожку под ногами и полоску неба над головой. — А можно, я отработаю за Дениса? — Что? — Если Денис не может… я отработаю за него. А вы… не трогайте его, пожалуйста. Они миновали здание института. Почти все окна давно погасли — поздно. Светился фонарь перед входом в темный переулок, две бутылки из-под пива вмерзли в глубокую лужу. — Саш, ты думаешь, я садист? — Я о вас вообще не думаю. — Думаешь, я знаю. Не переживай за Дениса. Он честно выкладывается — до черты. Но рано или поздно ему придется понять: если не прыгнешь сейчас «выше головы» — все пропало. Чем раньше он это поймет, тем лучше. — Я… — А ты не можешь ему помочь. Ты помогла Косте, потому что любила его. И сейчас любишь. — Ничего подобного! — Да. Только вы, два глупых щенка, навсегда упустили свое счастье. И напрасно ты говоришь, будто в чем-то виновата. Его вина — первая и главная. — Я его не люблю. Я… с ним дружу. — Ты за него боишься. Любят не того, кто возбуждает, а того, за кого страшно… А этого парня, Егора, ты никогда не сможешь простить. Сашка остановилась. Пройдя несколько шагов, Коженников оглянулся: — Почти пришли. Нам туда, где львы… Ты чего? Сашка молчала. Коженников вернулся. — Ну, что случилось? — Он поймет. Когда будет на втором курсе — он все поймет, — сказала Сашка прерывающимся голосом. — Конечно, поймет. Ну, пошли? Они молча миновали трехэтажный особняк, сложенный из розоватого кирпича, и поднялись на крыльцо между двумя каменными львами — морды их стерлись от частых прикосновений, но правый казался грустным, а левый насмешливым, даже веселым. Львы неподвижно глядели на Орион. Коженников позвонил. Открыла женщина лет шестидесяти, поджарая, быстрая. Взяла у Сашки один пакет. — Мария Федоровна. А это Александра Самохина, Саша. Вот ключи. Возьми. Два огромных ключа — с тяжелыми головками, со сложными бороздками, — легли Сашке в руку. Как я буду их носить, удивленно подумала она. Разве что на шее, как украшение? — Светлым ключом открывается входная дверь. Темный — от твоей комнаты. Идем. Изнутри пахнуло сырой штукатуркой и почти выветрившимися духами. Автоматически включилась маленькая желтая лампочка. Хозяйка куда-то пропала; Сашка со своими кульками поднималась по винтовой лестнице вслед за Коженниковым, тащившим чемодан. Лестница была такая узкая, что чемодан то и дело застревал. |