Онлайн книга «Эта смертельная спираль»
|
– И что же? Он берет меня за локоть, пытаясь поддержать, смотрит мне в глаза, и вдруг его тело сотрясается словно от удара. Коул бледнеет и резко отступает назад, уставившись на меня так, будто я навела на него пистолет. – Зачем ты сделала это со своими глазами? – О чем ты? – Я поднимаю руку и прикасаюсь к глазам, но ощущаю лишь ушибленную чувствительную кожу. – Что ты имеешь в виду? – Ты модифицировала их. Они стали зелеными. Зачем? – Я ничего не делала. Повернувшись к джипу, я смотрю на свое отражение в грязных окнах. На лице синяки, один глаз опух, а волосы усыпаны известковой пылью от взрывов. Щеки впали, а губы потрескались… Но глаза – ярко-зеленые. Я моргаю. – Должно быть, это из-за новой панели… Я перевожу взгляд на свое предплечье, но не вижу ничего, кроме швов, которые выступают на покрытой синяками и грязью коже. Панель все еще растет. И установка модулей даже не началась. И они никак не могли изменить цвет моих глаз. А затем я вспоминаю слова Дакса. После процедуры он сказал мне, мой ген цвета глаз мутировал во время расшифровки. Такое в принципе невозможно, но он был уверен, что это произошло. Один крошечный ген, который контролировал цвет моей радужной оболочки, вдруг изменился. Я залезла в бак с серыми глазами, а вылезла с зелеными. – Коул, – продолжая рассматривать себя в стекле, шепчу я. – Я соврала тебе про процедуру. Она должна была убить меня. – О чем ты? – Во время расшифровки вакцина должна была уничтожить мои клетки, как только попала бы в тело. Дакс и Леобен знали об этом, но больше никто, и мы побоялись говорить тебе, потому что опасались твоей реакции. Поэтому Дакс заставил меня пообещать, что я ничего тебе не скажу. Коул хватает меня за плечо и, повернув к себе, впивается в меня взглядом. – Ты издеваешься? – Он отступает назад. – Ты серьезно? Ты думала, что умрешь? Поэтому ты пришла в мою комнату? Господи, Кэт. Ты даже не собиралась попрощаться со мной? – Я не могла рисковать. А вдруг бы сработали твои защитные инстинкты? Это оправдание звучит так жалко, словно мне наплевать на него. Он продолжает сверлить меня взглядом. – Какого черта, Катарина? Ты просто позволила бы мне смотреть, как ты умираешь? – Ты не понял меня, Коул. Я должна была умереть. Любой нормальный человек умер бы, как только запустили бы процедуру. Коул замирает. – Что значит нормальный? Сглотнув, я потираю затылок. Там снова пульсирует боль, но она не похожа на мигрени, которые мучили меня. Такое чувство, что внутри меня что-то искрится, горит. Словно что-то царапает мой череп изнутри, пытаясь выбраться наружу. – Не знаю. Я уже ничего не знаю. Думаю, папа что-то сделал со мной, а затем заставил меня забыть об этом. – А твои глаза? Я опускаю глаза на свою руку, на кожу, покрытую синяками, которые исчезнут, как только на панели загорятся светодиоды, а модули заработают. – А вот тут все совсем непонятно. Во время процедуры что-то произошло. Дакс сказал, что моя ДНК просто… изменилась. У Коула перехватило дыхание. – Так это не модифицирование? – Нет, – говорю я. – Моя ДНК, на которую невозможно воздействовать, стала отличаться от той, что была раньше. Это невозможно, но как-то произошло. Расшифровка должна была убить меня, но я все еще жива. Я не понимаю, что папа сделал со мной, но начинаю кое-что вспоминать. Несколько секунд Коул стоит, даже не шевелясь. Я даже не уверена, дышит ли он. – А что ты помнишь, Кэт? – наконец шепчет он. Я поворачиваюсь к горам и, подняв здоровую руку, указываю на них. – Их. Я бывала тут раньше, но не могу… Я закрываю глаза, пытаясь что-нибудь вспомнить. Это так же тяжело, как вспомнить момент засыпания – вы знаете, что это произошло, но детали словно в тумане, когда пытаетесь сконцентрироваться на них. И сейчас тоже ничего не выходит. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем сильнее раскалывается голова, пока боль не охватывает все тело и не лишает дыхания. Когда я открываю глаза, Коул бледнеет. – Что еще? – Как мы ссорились с папой. Мы находились в какой-то… лаборатории, как в хижине. Я была намного моложе и в сером платье. А эти горы видела из окна. – Нет, – уставившись на меня широко открытыми, испуганными глазами, выдыхает Коул. И от его взгляда мне становится не по себе. – Здесь больше никого не было, никаких других детей. Я вырос в лаборатории, которая находится в этой долине. Именно там базировался «Проект Заратустра». И вместе с нами жили десять охранников, восемь медсестер, два врача и твой отец. Вот и все. Я слышал сердцебиение каждого. Я помню всех посетителей. – Ты вырос здесь? Я поворачиваюсь к горизонту, и перед глазами все расплывается. Туман укутал горы, цепляя какое-то из воспоминаний. Теперь я их вижу четче. Основание черепа будто плавится от огня. – Я помню голограмму. Себя намного младше. Как грызла ногти… Я перевожу взгляд на свои трясущиеся пальцы. Ногти пообкусаны. Я грызла их последние несколько дней, с тех пор, как Маркус вырезал исцеляющий модуль из моей руки. Нет, не просто исцеляющий модуль – подавитель воспоминаний. Кажется, до этого я никогда раньше не кусала ногти. Когда я поднимаю глаза, Коул смотрит на меня так, будто увидел призрака. – О боже, – выдыхает он. – О нет. Нет. Комок образуется в горле. – Ты меня пугаешь. – Он изменил твои воспоминания, – схватив меня за плечи и впиваясь пальцами в кожу, шепчет Коул. – Он заблокировал их, и твоя ДНК изменилась, так что это возможно. Это возможно… Господи, я чуть не упустил это из виду, когда увидел твои глаза. Они именно того цвета, как я помню. Я моргаю, в замешательстве уставившись на него. – Коул, ты делаешь мне больно. – Боже. – Он сглатывает, и слезы наполняют его глаза. Кажется, он меня вообще не слышит. – Это правда, теперь я понимаю. Той ночью ты пришла ко мне, и думаю, в глубине души я уже все понял. Она всегда делала так. С самого детства. Приходила посреди ночи, когда ей снились кошмары, и сворачивалась калачиком рядом со мной. Я обнимал тебя той ночью, но чувствовал ее, вдыхал ее запах, но решил, что просто схожу с ума. – Коул! – пытаясь вырваться из его хватки, кричу я. Боль течет от черепа по позвоночнику к моим конечностям, выжигая огненные линии в моем теле. Грудная клетка содрогается, и я едва сдерживаю стон. |