Книга Эта смертельная спираль, страница 97 – Эмили Сувада

А моему левому колену, которое пострадало еще в «Хоумстэйке», не так повезло.

Черная ткань штанов разорвана, и мне прекрасно видно зияющую рану на левой ноге. Она тянется от середины бедра до икры, обнажая темные мышцы, пульсирующие вены и белые блестящие кости.

Лаклан вставил электромагниты в дверь. Но это моя ловушка, моя чертова ловушка. Как он, черт возьми, узнал о ней?

Пистолет вылетел из кобуры, его притянули электромагниты. Он отскакивает от дверной рамы и скользит по плитке, останавливаясь далеко от меня. Металлический узел из левого колена впечатался в дверной проем, а из раны на ноге торчит золотистый кабель. Он щелкает, извивается и искрится на плитке, пытаясь вновь подключиться к узлу.

– Воспользуйся своим ремнем, быстро.

Я поднимаю одурманенный взгляд. Лаклан неподвижно сидит в кресле, бесстрастно наблюдая, как моя кровь образует на полу темный блестящий бассейн.

– Тебе нужно перетянуть бедро ремнем, иначе ты истечешь кровью. У тебя повреждена артерия, дорогая. Тебе лучше поторопиться. Ты скоро потеряешь сознание.

Я выдергиваю пояс залитыми кровью пальцами и на ощупь затягиваю его вокруг бедра.

– Сильнее, еще.

Дыша с трудом и стиснув зубы от боли, я дергаю ремень.

– Хорошо. Прости, что пришлось причинить тебе боль, Катарина, но я хотел убедиться, что мы сможем поговорить, прежде чем ты попытаешься меня убить.

Я завязываю ремень и тяну за концы, чтобы еще сильнее стянуть ногу, но рана продолжает пульсировать, а на плитку льется густая горячая кровь. Ткани в колене только сформировались после повреждений в «Хоумстэйке», и они еще хрупкие. Магнит разорвал их словно нож, разрезающий фрукты. Я стискиваю зубы и затягиваю ремень покрепче.

– Думаю, у меня осталось не так много времени на разговоры, если я продолжу истекать кровью.

Лаклан несколько мгновений просто смотрит на меня, а затем кивает. Рядом со мной с шипением открывается ящик, из которого вырываются клубы холодного пара, и я вижу ряд шприцев с серебристой жидкостью.

– Это исцеляющая сыворотка, – говорит он. – Она сработает быстрее, если поставить укол прямо в рану. Это последняя разработка. Я сам ее создал.

Прикусив губу, я достаю шприц. Я не доверяю Лаклану, это слишком рискованно, но лужа крови вокруг увеличивается с каждой секундой. Кровотечение так и не остановилось. Я чувствую, как падает давление. У меня просто нет выбора, остается лишь поступить так, как он говорит.

Я зажмуриваюсь и ввожу иглу в растерзанное колено.

– Моя девочка, – говорит он. – Молодец.

Боль почти мгновенно стихает. Я роняю измазанный кровью шприц на пол и облегченно вздыхаю. Кровь течет медленнее, а затем превращается в тоненькую струйку. Я приподнимаюсь на трясущихся руках и ползу спиной вперед, пока не приваливаюсь к стене.

Лаклан смотрит на меня, а выражение его лица все такое же бесстрастное и непроницаемое. Я вспоминаю, как Коул мне сказал, что он мертв. Я плакала по этому человеку. Я любила его. И, возможно, часть меня все еще любит. Это бы объяснило, почему так сжалось горло и колотится сердце. Я пришла сюда с пистолетом и твердым намерением воспользоваться им, но сейчас, сидя здесь и глядя в глаза Лаклана, не знаю, смогу ли сделать это.

Он кашляет кровью. И выглядит так, словно серьезно ранен. Бинты покрывают его лодыжки и стопы, а кожа вокруг руки и шеи покрыта волдырями и царапинами.

– Похоже, тебе тоже больно, – говорю я. – И ты бы мог сам воспользоваться одним из этих шприцев.

Он медленно переводит взгляд на забинтованную руку.

– К сожалению, это невозможно. Я просчитался со временем, когда мне нужно было уйти из лаборатории «Картакса», когда устроил взрыв. Генкиты повредили мою панель, когда сдетонировали. Я не рискую использовать исцеляющие технологии, пока она не восстановится.

– Это на тебя не похоже. Обычно ты осторожен.

Лаклан пожимает плечами, а затем вздрагивает из-за этого движения. И к моему ужасу, какой-то части меня все еще не по себе от того, что он мучается от боли.

– Какой-то хакер ослабил наши системы, – говорит он. – И генкиты самоуничтожились быстрее, чем я предполагал.

Я смущенно моргаю. Знает ли он, что этот хакер – я? На секунду меня охватывает порыв рассказать ему, но вместо этого решаю сменить тактику.

– Ты соврал мне о гипергенезе.

– Ах да. Печальная необходимость. Я сделал это, чтобы помешать тебе копаться в панели. Ты бы обнаружила все слишком рано.

– А что насчет мамы? Она была… она вообще реальна?

На его лице мелькает какая-та эмоция. Тень серьезных и настоящих чувств.

– Реальнее некуда, Катарина. Я очень сильно ее любил, как и тебя. Но, как ты уже поняла, она не твоя биологическая мать.

Я просто пристально смотрю на него. Мне нечего ему сказать. Ярость в моих глазах говорит все за меня.

– Предполагаю, ты хотела бы знать, как я изменил твою ДНК.

Я киваю и стискиваю зубы. Кожа вокруг раны начала покрываться волдырями, но не похоже, что становится хуже. Скорее края срастаются.

– Как много ты вспомнила о «Проекте Заратустра»? – спрашивает он.

Я задыхаюсь и выгибаю спину оттого, что нога трясется, а нервы горят. Обрывки окровавленной разорванной плоти тянутся друг к другу, медленно стягивая рану.

– Н-не много, – заикаюсь я, перед глазами все плывет. – Только то, что ты использовал детей с отключенными генами, чтобы создать вакцину.

– Ну, не совсем так. Не мы создали вас с отключенными генами. Кодирование ДНК детей в «Проекте Заратустра» выполнено самой природой. Именно ее следует благодарить за твой дар.

Голова идет кругом. Он говорит о переносе генов. Два вида, взаимодействуя друг с другом, иногда делятся своей ДНК. В человеке есть гены растений, бактерий и даже вирусов, которые попали в наш геном в ходе эволюции.

У меня перехватывает дыхание:

– Ты использовал вирус.

Лаклан улыбается:

– Конечно. Тебя с другими детьми заразили гидрой, когда вы были еще скоплением клеток, а затем вырастили в баках в этой лаборатории. Большинство образцов погибли мгновенно, но некоторые выжили. Ваши клетки размножались так быстро, что вирус не смог за ними угнаться. Возбудители уничтожились, когда клетки начали делиться и самовоспроизводиться, а кусочки ДНК гидры смешались с вашим геномом. Это изменило вашу клеточную структуру. Это создало и сформировало ваши тела. Ты не моя дочь. Ты дочь чумы.

В комнате воцаряется тишина. Мои сердцебиение и дыхание переходят на усиленную частоту. Укутанные туманом горы содрогаются. И, кажется, от моего грохочущего дыхания сотрясается даже здание. Но это дрожит не земля, а я.

Моя личность разлетается, как корабль, врезавшийся в скалы. Я чувствую, как трещит мачта, а паруса рвутся в клочья. Я знала, что не такая, как все. Знала, что мои клетки изменили и перекроили, иначе бы я не пережила расшифровку вакцины. Знала, что Лаклан переделал и сломал меня, выковал что-то другое, но даже не догадывалась, насколько противоестественно мое существование.