Онлайн книга «Мир наизнанку»
Глядя в его безмятежные серо-голубые глаза, Александр растерялся во второй раз. Он вдруг вспомнил женщину-врача, которая не хотела встречаться с этим мальчиком лицом к лицу. – Я не оперирую верой. Только фактами. И, разумеется, не собираюсь обвинять тебя в том, чего ты не совершал… Его язык произносил слова, по смысловой нагрузке сравнимые с храпом. Александр смотрел в глаза мальчишке. Тот улыбался и смотрел в ответ. Волосы на затылке у Александра поднялись дыбом. То, чего не измерить приборами – чутье, – заставило сердце забиться быстрее, и сигнал опасности прошелся по коже, как ветер по равнине. – Очень интересно, что теперь со мной будет, – тихо сказал мальчик. – Вроде бы я ни в чем не виноват… Но я в изоляторе. Меня теперь навсегда изолируют? Чтобы я жил всю жизнь взаперти, как прожил первые годы? Александр с трудом отвел глаза. Комната была большая, Александр стоял теперь спиной к камере, а Денис – лицом. Правда, возможно, здесь не одна камера… В окно билась муха. Жуткая история, ж-жуткая – вот так прожить всю ж-жизнь, как одинокий ж-жук на предметном стекле… – Нет, – сказал Александр и прокашлялся, потому что голос вдруг сел. – Ты ведь не хочешь одиночества? Тебе предлагали дистанционное обучение, ты отказался? Тебе предлагали программу адаптации, но ты захотел в нормальную школу… Денис кивнул: – Я хотел пообщаться с разными людьми. Это ведь естественно? Александр чувствовал его взгляд щекой. – Что случилось там, в экспедиции? Ты знаешь? – Меня много раз спрашивали. Я все рассказал. Вы читали мои отчеты. – По закону, – признался Александр, – нужна очень веская причина, чтобы запереть подростка против его желания. Но если всюду, где ты появишься, будут умирать люди… – Но почему они будут умирать? По какой причине? – В голосе парня послышалось усталое изумление. – При чем тут я?! «Вот и я не знаю». Денис пересек комнату. Взял волейбольный мяч, закатившийся в угол, подбросил на руке: – Вы играете в волейбол? – Нет. Только раньше, в юности… Мяч ударился о стену, обшитую деревом. – В комнате лучше не играть, – виновато сказал Денис. Мяч ударился еще раз, косо отскочил от декоративного керамического светильника и с силой ударил во что-то хрупкое над входной дверью. Посыпались крохотные осколки. – Камера, – сказал Денис растерянно. – Вот ведь незадача… Я камеру случайно разбил. Александр почти против воли посмотрел ему в глаза. – Вы никому не сказали в комиссии, что знали моего отца, – сказал Денис. – Откуда ты… с чего ты взял? – А мать вы видели всего один раз. Но она хорошо вас запомнила. – Тебе рассказывали? Обо мне?! – С вас все началось, – сказал Денис. – Отца отчислили из отряда. Он нашел другой способ вернуться в экспедицию. Он женился на маме. Которая была хреновым инженером. Но которая идеально подходила на роль матери, особенно в сочетании с моим папой в роли отца… – И они все это тебе рассказали?! – Признайтесь, Александр. Что вы сделали, чтобы отца отчислили из отряда претендентов? – Ничего. Правда. – Жалко, если так. Мальчишка вдруг улыбнулся не своей улыбкой. Мышцы его лица странно подрагивали. Александр невольно попятился к двери. – Камера разбилась, – сказал Денис. – Но у вас с собой устройство. Дневник. Вы все записываете. – Это моя работа. – А врач ни за что не войдет. Она боится со мной встречаться. – Ты фантазируешь… – Отец был вашим другом. Лучшим другом. До одного разговора. Ночью, в дождь. Вы шли пешком до станции. Помните? – Он что, и о разговоре рассказал тебе? Учитывая, что тебе было восемь, когда он умер?! – Да, – Денис довольно зажмурился. – Думаю, в память о человеке, который был вашим другом, вы могли бы не преследовать меня? Тем более за то, чего я не совершал? – Ерунда, как я могу тебя преследовать? Я дознаватель… – С правом веского слова, – Денис крепко закрыл глаза. Поразительно – он был похож в эту минуту на кота, греющегося на солнце. – Ты очень… удался в отца, – сказал Александр. – Ты так на него похож, что я поверил бы в переселение душ. Денис подбросил мяч и снова поймал: – Жалко, повторяю, что вы ничего не сделали, чтобы отца убрали из отряда. Потому что он-то был уверен, что это вы. Для него в этом был смысл, противостояние, соперничество. А если вы ничего не делали – получается, он зря засчитал себе победу над вами. – Я предчувствовал, что экспедиция плохо закончится, – медленно признался Александр. – Плохо – для кого? Их портреты – в зале славы космонавтики. Их имена учат в школе. Так для кого плохо закончилась эта экспедиция? – Для тебя. – Для меня, – Денис стукнул мячом о стену, – еще ничего не закончилось. Я надеюсь. Александр помедлил, сунул руку за пазуху и вытащил из внутреннего кармана куртки черный цилиндр дневника на петельке. Положил на стол. – Это жест доверия? – Денис поднял брови неприятным взрослым жестом. Александр молчал. Денис покачал головой. Взял со стола дневник. Повертел в пальцах. Вспыхнуло красное кольцо, развернулась в воздухе панель управления. – Не могу привыкнуть к этим штукам, – пробормотал Денис и отключил запись. Красное кольцо погасло, отключенный дневник перестал быть похожим на тлеющую сигару. – Больше никто не умрет, – сказал Денис. – Мальчишка сглупил. Он жадный. Он хотел больше. Александр прикусил язык. – Я сочиняю сказки, – Денис раскрутил мяч на пальце, как глобус на оси, все его движения были поразительно точны и рассчитаны. – Я сочиняю сказки и рассказываю себе. Это ведь не признак сумасшествия? Я одинокий мальчик со сложной судьбой. Сказки ни к чему не обязывают и ничего не значат. Это просто фантазии. Я фантазирую о том, как маленький мальчик стал пирамидкой. Пластмассовой пирамидкой, на которую так приятно нанизывать цветные кольца. И он нанизал на себя дядю Толю, потом папу. Потом Криса, потому Еву. Потом их всех. Забрал себе. Жадный мальчик, хотел игрушек. К моменту посадки у него было тринадцать историй жизни, тринадцать подробных памятей обо всем, тринадцать хранилищ умений и навыков, из которых личностный стержень – наиболее слабый. Но самый живучий. Цепкий. Маму он хотел оставить снаружи, но мама догадалась обо всем. Она была несчастна и грустила без папы. Поэтому маму я тоже забрал себе. Я фантазирую о том, как славно было бы забирать себе людей и жить с ними. Я очень хотел бы забрать тебя, но это подозрительно. Император Смерть. Нельзя так жадничать. Но я их всех люблю. Они мои граждане. Я их император. |