Онлайн книга «Билет в Зазеркалье»
Инна усмехнулась, а Догма сказал: — Но ведь это так скучно! И к юриспруденции, по моему скромному мнению, если и имеет, то весьма опосредованное отношение, а больше похоже на грабеж посреди белого дня. Говорю вам со всей ответственностью: наши законы и вся наша юридическая система так устроена, что женщины, такие вот женщины, всегда остаются в проигрыше! — Помолчав, он добавил: — Поэтому я избрал иной путь. Он, конечно, более извилистый и тернистый, однако в случае победы приносит солидные дивиденды. Да и для моей самооценки это весьма важно. И беру я недорого — всего лишь двадцать пять процентов с того, что сумею вам выцарапать у вашего драгоценного супруга… Когда они подъехали к дому, где находилась квартира Инны (хотя квартира тоже была не ее, а принадлежала холдингу и, следовательно, Генычу), они сошлись на двенадцати процентах. Переговоры были короткие, жесткие, но эффективные. Высаживая Инну, адвокат Догма заметил: — Приятно иметь дело с женщиной, которая знает, что хочет. Обычно мне удается получить от пятнадцати до двадцати. А вам я был готов уступить десять. Ну, почти готов… — Он лукаво посмотрел на Инну и добавил: — Завтра жду вас у себя в офисе на Пречистенке в десять утра. Нам надо многое обсудить. И приносите все документы, которые у вас имеются. И, кивнув на все еще спавшего Женечку, спросил: — Вам помочь? Инна поблагодарила адвоката, но отказалась. Она попыталась взять сына на руки, только убедилась, что он слишком для этого большой. А ведь еще год назад она таскала его на руках. Но год назад все было иначе. Да что там говорить, год — день назад все было иначе. Женечка проснулся, но не до конца, и в лифте спал, кажется, прямо стоя. Инна, с любовью глядя на него, поняла, что вступает в «войну роз» не только ради себя, но и ради сына. В войну, которую не она объявила и в которой она, по компетентному мнению Геныча, должна быть однозначно проигравшей стороной. Инна позвонила в дверь, через несколько мгновений ей открыла Мила Иосифовна. — Ой, вы так рано? Женечка в кроватку хочет? А я его любимые оладушки приготовила… Пройдя в холл и почувствовав приятный аромат, доносившийся из кухни, Инна на миг подумала, что все, как и раньше. Но тут же осознала, что все радикально изменилось. Все? — А я блинчики сделала! — сообщила, выбегая с кухни, Олеся. — Ну как все прошло? Инна, натянув наконец домашние тапочки (до этого она все время была босиком, не хватало еще, не начав войну, простудиться), ответила: — Незабываемо. Кстати, я тоже не откажусь ни от оладушек, ни от блинчиков. Ужасно хочу есть! — Ой, а вы босиком! — всплеснула руками Мила Иосифовна. — Прямо как Золушка, туфельки на балу во дворце потеряли… Инна, шлепая в разношенных, таких удобных, домашних тапочках в направлении ванной, подумала, что она в самом деле теперь Золушка. Потому что, как и у Золушки, у нее ничего нет за душой. Только вот принц ее бросил, оказавшись дешевым, продажным, преступным жиголо. Как, наверное, и все принцы. Избавившись от тяжелого вечернего платья, умывшись и переодевшись в халат, Инна присоединилась к троице домочадцев на кухне. Услышав про оладушки и блинчики, Женечка мигом проснулся, и теперь увлеченно рассказывал о том, что произошло на приеме, но ему, судя по недоверчивому выражению лиц обеих дам, никто не верил. Присаживаясь за стол и хватая оладушек, Инна спросила: — А вы почему не приехали? Я же вас приглашала и ждала! Олеся и Мила Иосифовна переглянулись, и бухгалтерша ответила: — Но Тима зашел и сообщил, что прием будет только «для своих» и что вы попросили нас не приезжать. Мы, конечно же, навязываться не стали… Инна едва не подавилась оладушком. — Так и сказал? Не может быть! И, подавив волну возмущения, она произнесла, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее: — Он что, сюда заходил? — Ну да. Прихватил еще из вашего кабинета бумаги, а также ноутбук. Сказал, что вы его просили… Инна бросилась в кабинет и убедилась в том, что оттуда исчезли все бумаги, имевшие отношение к активам, которые принадлежали ей. Некогда ей принадлежали. Тимофей потрудился знатно: выгреб из ящиков стола и даже из стенного сейфа, который был аккуратно вскрыт, все, что там имелось — не только оригиналы документов и их копии, а также массу флешек, на которых была разного рода финансовая отчетность, файлы с отсканированными сертификатами, подтверждавшими право владения Инной того или иного пакета акций и объекта недвижимости. Унес он и ноутбук со всем содержимым, а также два жестких диска с тысячами документов, которые Инна в свое время прихватила из подмосковного особняка, скопировав кое-что с компьютера мужа, и хранила в стенном сейфе. Мальчик-то оказался далеко не промах! В прострации опустившись на диван, тот самый диван, где они еще недавно занимались с Тимой бурным сексом, Инна закрыла лицо руками. Выходит, у нее теперь вообще ничего нет, что могло бы подтвердить ее права на украденные Генычем активы. Понятно теперь, зачем он подослал к ней Тиму, не только, чтобы он охмурял ее и внушил мысль об идее с офшорами, но и затем, чтобы разузнал, где Инна хранит документы, и в нужный момент их изъял. Что Тима добросовестно и сделал. — Что-то не так? — обеспокоенно спросила, входя в кабинет, Олеся. — Это уже неважно, — ответила Инна, чувствуя тупую боль в сердце. — Он что-то еще говорил? Подоспевшая Мила Иосифовна встряла в разговор: — Сказал, что это вы прислали его за всем. И что ему по вашему поручению придется на несколько дней уехать, но он скоро вернется… Инна расхохоталась. Ну да, конечно, она прислала! Не она, а Геныч — понятно теперь, отчего он отослал ее с самого утра во все эти салоны красоты и зачем вообще устроил этот идиотский прием. Чтобы Тима без спешки, ничего не пропуская, обстоятельно и профессионально обчистил ее квартиру. Нет, даже не ее квартиру — квартира ведь принадлежала Генычу! — А куда Тимофей уехал? — спросила Мила Иосифовна. И тут Инну прорвало: — Я запрещаю вам упоминать в моем присутствии имя этого… этого мерзавца! Он работает на моего мужа! А я, дура, повелась на его авансы… Дура! Старая дура! Олеся и Мила Иосифовна закудахтали — первая стала лезть с несомненно добрыми, но идиотскими советами, а вторая, закатив глаза, решила, что самое время брякнуться в обморок. |