Онлайн книга «Не буди дьявола»
|
Гурни заинтересованно улыбнулся. – А зачем ты дергала ручку? – Пару раз она отрывалась, как только я за нее бралась. – Ты хочешь сказать, ее кто-то специально откручивал? – Вот именно, специально откручивал. Дважды. В первый раз полиция посмотрела, но ничего делать не стала – сочла, что это чей-то розыгрыш. Во второй раз даже не потрудились приехать. Копа на телефоне это, кажется, рассмешило. – Не вижу ничего смешного. – Спасибо. – Я уже спрашивал, но… – Да, уверена. Я уверена, что это Робби. И нет, доказательств у меня нет. Но кто еще мог это сделать? Зазвенел дверной звонок – затейливым, мелодичным перезвоном. – Боже. Это мамина затея. Она подарила, когда я переехала. Тут была обычная дребезжалка, Конни его ненавидела. Минутку. – Она пошла открывать. Вскоре она вернулась с большой пиццей и двумя банками диетической колы. – Вовремя привезли. Я заказала пиццу по телефону, пока мы ехали. Подумала, надо будет перекусить. Пицца вас устроит? – Спасибо, вполне. Она положила коробку на журнальный столик, открыла ее и пододвинула одно из кресел. Гурни сел на софу. Когда они съели по куску и запили колой, Ким сказала: – Ну вот. С чего начнем? – Ты собираешься интервьюировать семьи убитых. Полагаю, первым делом ты как-то решила, какие убийства выбрать? – Да, – она внимательно смотрела на него. – В убийствах недостатка нет. Даже если бы ты ограничилась только штатом Нью-Йорк и только одним годом, выбирать пришлось бы из сотен дел. – Да. Он подался вперед. – Ну так расскажи, как выбирала. По каким критериям? – Критерии менялись. Сначала я хотела взять разные типы жертв, разные типы убийств, разные семьи, с разными расовыми и этническими корнями, дела разной давности. Показать весь спектр. Но доктор Уилсон все время говорил мне: “Проще! Проще!” Советовал сократить выборку, найти зацепку, чтобы зрителю было легче воспринимать. “Чем уже фокус, тем яснее мысль”. Раз десять я это от него слышала, и наконец до меня дошло. Все начало складываться, вставать на свои места. А потом: “Есть! Эврика! Вот про что я буду снимать!” Странно, но ее энтузиазм тронул Гурни. – Так каковы критерии отбора в итоге? – Все как советовал доктор Уилсон. Я сокращала выборку, сужала фокус. Искала зацепку. Когда я стала думать в таком ключе, ответ возник сам собой. Я поняла, что могу сделать весь проект про жертв одного только Доброго Пастыря. – Это который отстреливал водителей “мерседесов” лет восемь-девять тому назад? – Десять. Ровно десять. Все убийства совершены весной двухтысячного года. Гурни откинулся в кресле и задумчиво кивнул, вспоминая печально известную серию из шести убийств, после которой каждый второй на северо-востоке страны боялся ездить по ночам. – Интересно. То есть природа преступления во всех шести случаях одна и та же: время совершения, убийца, мотив и степень внимания к расследованию – все один к одному. – Именно! И во все случаях убийца не найден – дело не закрыто, рана не затянулась. Дело Доброго Пастыря – самый подходящий материал, чтобы посмотреть, как разные семьи через столько лет реагируют на одну и ту же беду, как переносят утрату, как переживают несправедливость, что с ними происходит, особенно с детьми. Разные последствия одной трагедии. Она встала, подошла к тумбочке у стола. Достала блестящую голубую папку и протянула ее Гурни. На папке красовалась наклейка с крупной надписью: “осиротевшие. проект документального фильма ким коразон”. Вероятно, он задержал взгляд на фамилии, и Ким спросила: – А вы думали, моя фамилия Кларк? Он мысленно вернулся в то время, когда Конни брала у него интервью для журнала “Нью-Йорк”. – Кажется, я слышал только фамилию Кларк. – Кларк – девичья фамилия Конни. После развода с моим отцом (я была маленькая), она снова ее взяла. А у него была – и есть – фамилия Коразон. И у меня тоже. За тонким покровом констатации факта слышалась горечь. Не эта ли горечь, подумал Гурни, не дает ей называть Конни мамой? Впрочем, у него не было ни малейшего желания в это углубляться. Он открыл папку и увидел довольно толстую стопку бумаги, листов пятьдесят. На титульном листе была та же надпись, что и на папке. На второй странице – содержание: концепция работы, обзор источников, подход и методология, критерии отбора информантов, “Дело Доброго Пастыря: жертвы и обстоятельства”, предполагаемые информанты, контакты, обстоятельства жизни, расшифровки пробных интервью, ДоНДП (приложение). Он еще раз внимательно перечитал содержание. – Ты это сама написала? Структуру проекта разработала ты? – Да. Что-то не так? – Вовсе нет. – Тогда почему вы спрашиваете? – Рассказывала ты утром очень эмоционально. А выстроено все очень логично. Эмоциональностью она напомнила ему Мадлен, а логикой – его самого. – Как будто я сам это написал. Ким хитро прищурилась. – Это комплимент, да? Он рассмеялся: кажется, впервые за день, а то и за месяц. Затем помолчал и вновь вернулся к содержанию. – Я так понимаю, ДП – это Добрый Пастырь. А что значит ДоН? – Это заголовок того письма на двадцати страницах, которое он разослал в полицию и в прессу. Декларация о намерениях. Гурни кивнул. – Да, я вспомнил. Пресса окрестила это письмо “манифестом” – так же, как сочинение Унабомбера [1] за пять лет до того. Ким тоже кивнула: – И здесь мы подходим к тому, что я и хотела у вас спросить: что вообще такое, эти серийные убийства? Тут легко запутаться. Ну вот есть, например, Унабомбер или Добрый Пастырь. И кажется, у них мало общего с Джеффри Дамером и Тедом Банди [2] или с теми чудовищами, которых вы сами арестовывали, как этот Питер Пиггерт или Дед-Людоед, рассылавший части тела своих жертв местным полицейским. Боже! В них же совсем ничего человеческого. |