
Онлайн книга «Авантюрист»
![]() Танталь слишком долго верила, что сбежавшая Алана вот-вот объявится в одном из городских кабаков. Аланина выходка была отповедью на попытку ограничить её свободу, а значит, дрянная девчонка попытается наказать отца, выбрав среди городских притонов самый скверный и стыдный; к сожалению, скоро сделалось ясно, что побег Аланы не выходка, а поступок. Вместе с беглянкой исчезли часть её вещей и все украшения, когда-то подаренные Алане матерью. Девчонка не собиралась устраивать из своего побега представление — она просто ушла, и, вероятно, по ту сторону забора её ждали. От этой мысли Танталь сделалось дурно. О том, КТО мог поджидать богатенькую дурёху за воротами отчего дома, можно было строить сколько угодно предположений. Танталь не стала обсуждать их с Эгертом, но тот и сам прекрасно всё понимал. Тёмные ямы вокруг его глаз делались всё глубже. Из города отправлены были три гонца по трём дорогам — человеку, который вернёт в отчий дом пропавшую Алану Солль, назначено было значительное вознаграждение. Для опознания предъявлены были четыре бродяжки, в том числе одна десятилетняя соплюха и одна грудастая бабища. Появлялись во множестве сведения, что Алану видели там-то и там-то, причём нередко одновременно в удалённых друг от друга местах; полковник Солль ездил на опознание трупа, выловленного в реке. Вернулся измождённый, чёрный лицом — встретившись с ним взглядом, Танталь закусила губу и поклялась избить Алану до крови. До полусмерти, кулаками, палками, ремнём; пусть только появится. Пусть только вернётся живая… На пятые сутки Аланиного отсутствия всплыли наконец-то кое-какие полезные сведения. В гостинице под названием «Храбрый шмель» некоторое время обреталась труппа бродячих комедиантов; нашлись глаза, несколько раз видавшие в их компании девушку, которая сильно смахивала на искомую дочь полковника Солля. Труппа покинула город ранним утром — как раз в тот день, когда Алана исчезла. Хозяин гостиницы, прижатый к стенке, не мог толком сказать ни «да» ни «нет» — была ли девчонка в числе отъезжавших? Или не было? Так ведь ушли-то на рассвете, на двух повозках, комедианты, их дело тёмное… Через час после получения сведений из городских ворот вылетел маленький конный отряд. Стражники спешили отыскать в паутине дорог размалёванные повозки комедиантов, а в одной из повозок — девчонку с лицом дерзкого подростка. Во главе отряда скакал, без нужды понукая лошадь, полковник Эгерт Солль. * * * Моему намерению получить всё и сразу вряд ли суждено было осуществиться. Вместо вожделенного вдовушкиного состояния я вполне мог заработать топор и плаху — причём за преступление, которого не совершал. Пять дней я бежал, спеша уйти как можно дальше от владений герцога Тристага; на шестой день кобыла едва держалась на ногах, и мы неторопливо ковыляли рядышком — я и она. Облетала с веток желтеющая листва, а на стерне сжатых полей поблёскивали ниточки паутины. Я смотрел на всё это широко раскрытыми глазами — каждый летящий за ветром листок был уходящей в небытие секундой. Неостановимое время; мы с моей кобылой брели среди подступающей осени, и, весьма вероятно, это была последняя осень в моей жизни… Я содрогнулся и достал из-за пазухи свой календарь. Осень… Против осенних месяцев щедрой детской рукой нарисованы были пузатые тучи с глазами, из этих глаз, круглых и томных, вроде как у коровы, ручьями лились нарисованные дожди. Что мне делать — сесть на обочину и рыдать?! По-видимому, необходимую сумму придётся собирать понемногу. Таскать в свой заброшенный замок, как пчела носит мёд, — по капельке, а ведь пасечник потом наполняет доверху пузатые бочонки… Правда, на пасечника работает неутомимая прорва пчёл. А я один, и, кроме меня, о драгоценном Рекотарсе ни одна скотина не позаботится… — Пошла! — прикрикнул я на загрустившую лошадь, звонко шлёпнул по вороному крупу и зашагал быстрее. * * * Лей, ливень, ночь напролёт. Сырость выползала из подвала, просачивалась в щели, проступала пятнами на каменных стенах; до морозов ещё далеко. Стёкла ещё нескоро подёрнутся изморозью — снаружи льётся вода, изнутри оседает пар от дыхания… Он мёрз. Обнимал плечи руками, тёр голый затылок, прерывисто вздыхал. Мёрз. Три зеркала в гостиной потускнели, будто слепые глаза. Будто подёрнутые туманом окна; ох и густой туман. Ох и клочковатый. Ох и тяжёлый, будто серый расплавленный воск… Он провёл по зеркалу тряпкой — мягкой ветошкой. Стороннему наблюдателю показалось бы, что он наконец-то взялся за уборку — стирает накопившуюся пыль… Сторонних наблюдателей не было. Он провёл раз и ещё раз; тонкая плёнка, отделявшая его руку от скопившегося в глубине зеркала тумана, сделалась ещё тоньше. Взялась радужными переливами, как мыльный пузырь, и спустя секунду треснула; прореха расползлась, закручиваясь трубочками по краям, и серая масса тумана получила наконец-то свободу. Он выронил свою ветошку на пол. Её сразу же не стало видно — тяжёлые клубы растекались по полу, они казались облаками, видимыми сверху, в какой-то момент в его помутнённом рассудке мелькнуло видение — он летит, раскинув руки, над плотным слоем туч, земли внизу не видно, но ведь она наверняка есть — земля… — Амулет, — сказал он глухо. Серый слой туч разорвался. Далеко внизу лежала, посверкивая на зелёном ковре, золотая пластинка со сложной фигурной прорезью. Он протянул руку — слой туч сомкнулся. Он коснулся ладонью бритого лба. Не было полёта, не было облаков — только зеркало, вспоротое, будто подушка, и валящие из неё клочковатые внутренности — плотный туман. Комната тонула в нём. Комната утопала. Он поднял голову. Серый столб, поднявшийся чуть не до самого потолка. Неясно проступившее человеческое лицо. Молодое, очень жёсткое. Очень. Золотая искра, сверкнувшая и погасшая где-то на уровне груди. Он судорожно втянул воздух — туман, попадая в лёгкие, перехватывал дыхание. Из тумана слепились ещё три фигуры. Три женщины. Одна поменьше, другая побольше, третья… Третья фигура — расплывчатая, смазанная, постоянно меняющая очертания, клонящаяся к земле… Он прищурился. Вот оно. Нити. Все три были связаны с тем, носящим золотую искру. Напряжёнными нитями, такими живыми, такими цепкими, что не верилось, будто их может породить туман… Впрочем, туман порождает лишь видимость. Тень. В его ушах отозвалась лишь тень трёх имён — но он сумел расслышать и запомнить. И, уже теряя сознание, удовлетворённо улыбнулся. Вот теперь он знает всё. * * * Промозглым осенним вечером я вернулся в отчий замок, и не один. Со мной приехали оценщик, торговец недвижимостью и одышливый купец — предполагаемый покупатель. |