
Онлайн книга «Три месяца в бою. Дневник казачьего офицера»
Вид у меня был, очевидно, очень нелепый. Мокрый, усталый, в гетрах, в фуражке с очками — я не внушал к себе доверия. И только после того, как я показал важный пакет, старший поста согласился дать мне лошадь и вестового. Желая уверить казачков в своей подлинности, я, несмотря на усталость, вспрыгнул на высокое седло профессионально-кавалерийским адъютантским прыжком. Лица донцов просветлели, и они единогласно одобрили: — Ловко вы сигаете, Ваш-брод! Через 20 минут я был в штабе утерянного корпуса, в Августове. Там тоже пытались восстановить с нами связь, но шпионы и засады немецких драгун перехватывали все, что посылалось к нам и от нас. Проворонили только меня! Назад мне дали автомобиль. Спрашиваю шофера: — Не боишься? — Никак нет, — просто и равнодушно. — Ну, так едем. Теперь уже едем явно. На машине, да на большом ходу, нас не очень-то поймаешь! На полном газу пролетаем двадцать четыре версты в двадцать минут. Вот и Рай город опять! Встречаем фурманщика-еврея. Где немцы? — Ой! Прошу пана! В Рейгороде, тут стоят… — Да, ну? И много? — Человек пятьдесят. Оказывается, что въезд и выезд в местечко заняты прусскими драгунами. Гляжу беспомощно на шофера. — Другой дороги нету? — Есть такая, да у нас на нее бензину не хватит. А ночь близка. — Слушай, — говорю шоферу, — давай рискнем? — Мне что же! поедемте, — улыбается он. — Ты хорошо из винтовки стреляешь? — Ладно! — Ну, так бери винтовку, а я сяду за машину. — А справитесь? — с сомнением в голосе говорить шофер. — Справлюсь, не бойсь! Вот когда пригодилось шуточное изучение автомобиля. Учился, чтоб компанию свою прокатить иногда по городу, под веселую руку, а вот теперь… Шкуру спасать буду и свою и этого рябого солдатика, что деловито и спокойно заряжает винтовку. — Ну! Ехать, что ли? Господи благослови! Как в воду окунулся — когда нажал педаль. Выключаю конус и ставлю на третью скорость. Даю газ вовсю. Вот плетень… Вот мостик… Люди около лошади… Пускаю сирену и с диким ревом, пугая людей и рвущихся из рук лошадей, влетаю в городок. Крики сзади… Что-то хлопнуло сквозь гул машины, слабо и не резко. Еще… Еще… Площадь… Опять лошади и всадники на них. Один отделяется и кидается к нам… Опять пускаю сирену. Большая рыжая лошадь взвивается на дыбы. Рядом, у уха самого, резко гремит винтовка шофера. Господи! Едва увильнул. Неожиданно на дороге воз. Руки инстинктивно завертели колесо с быстротой молнии и так же выправили его назад, обогнув препятствие… Сзади хлопанье все сильней. Отвернуться от льющейся в глаза широкой белой ленты — шоссе — не могу… Нельзя на таком ходу… Мгновенно будем под автомобилем… А если уцелеем, то и под ножами озверевших немцев. Мимо машины с гулом и свистом несется лента деревьев, зданий, столбов. Руль рвет из рук, и он так вибрирует, что у меня начинают сдавать руки… Хлопанье сзади затихло… Да и где же догнать нас на таком ходу! Пролетаем верст пять от города. Мало-помалу спускаю газ и перевожу дыхание, да кстати и скорость. Обращаюсь к шоферу и говорю, не глядя на него: — Ну, как? На сколько километров скорость нагнали? Солдат молчит. Гляжу на него, сидит, прислонившись боком к дверце, и винтовку сжимает. Тронул его — мягко и безвольно голова качнулась… Убавил ход, посмотрел внимательно — мертв! За правым ухом чернеется малюсенькая дырочка. Тронул тело — голова перевалилась на плечо. Над левым глазом отек, и кровью все залито. Насквозь, значить, хватили… Но не стоять же в самом деле тут… Опять погнал машину, но не успел и версты проехать, слышу, кричит кто-то сбоку от дороги. Откуда ни возьмись — мой пропавший без вести моторист Игошин! Бежит, руками машет. — Откуда ты здесь? — Да я тут в фольварке вас дожидался. Тут вашу машину нашел у поляков, да и возился все с нею. Всю развинчивать пришлось. Подошел вплотную, глянул на скривившегося шофера и ахнул, по-бабьи всплеснув руками. — Это что же, ваше-дие такое? — А стрельбу слыхал? — Слышал, да не близко… — Ну так вот… На ходу попало бедному. Поехал испуганный Игошин. С помощью крестьян перетащил в кузов машины оба мотоцикла; туда же мы переложили труп, а сам Игошин сел на его место, и тронулись дальше. Через четверть часа пролетели Граевскую заставу и затормозились у подъезда таможни через шесть часов после отъезда оттуда. Вот тебе и двадцать минут до Райгорода, да и столько же обратно! В штабе меня ждали с тревогой. Начинали уже бояться за мою участь, тем более, что посланный по дороге к Райгороду маленький разъезд вернулся, налетев на большие для него силы немцев, и донес, что дорога занята ими. Тем более эффектным было мое появление. Пошли расспросы и допросы. Потом меня начали кормить. А я только тут и вспомнил, что еще с утра раннего ничего не ел. И разломало почему-то сразу меня. То все ходил бодро, а сейчас и ноги, и руки, и все тело болят. Разбился за день, видно. Сейчас сижу раздетый на постели и думаю о странной игре судьбы. Ведь надо же было мне именно перед самым Райгородом пересесть на шоферское место. А если б не пересел? Тут все так уютно. Вестовые готовят постели. Рядом стакан крепкого чаю, с лимоном и красным вином. Вокруг жизнь, голоса… А я мог бы лежать на носилках, с пробитым черепом. Ничего бы не видел, не слышал; не ощущал бы прелести жить и вообще, это был бы уже не я, а просто три пуда двадцать фунтов костей, мяса и потрохов, внутри которых уже начинало бы гнездиться гниение. Брр! Только теперь сознаю, что я выкинул рискованную штуку и уцелел лишь чудом. Вспоминаю следы пуль на синем кузове автомобиля, поташные желобки такие, и становится страшно. Впрочем, это в моем характере; я всегда трушу после опасности. А все-таки чертовски жутко. Зато теперь я уже немного окрещен! Это приятно! Но уже поздно, а что будет завтра — Бог весть. Война-то ведь продолжается и в любой момент может поднять нас с теплых постелей и бросить в мрачный холод осенней ночи. Бедный рябенький шофер… 29 августа Ну вот, дождались и дела. Сейчас пойдем в Пруссию. Поднялись на ноги с 7 часов утра. Получено приказание выступить всей дивизией на город Лык. Соседняя дивизия, стоящая в Щучине, пойдет, очевидно, на Бялу. По всей вероятности, наше движение будет демонстрацией для того, чтобы оттянуть от Ренненкампфа давящие его силы немцев, хотя бы отчасти. |