Онлайн книга «Огонь и Ветер»
|
– Как прошел день, Ваше Величество? Сощурился на меня. – Для тебя – хорошо. У меня опять нет сил тебя ругать. – Жреческий совет по-прежнему негодует? – Занят составлением закона «Об исключениях в Законе эскринас в случаях смертельной немощи девы-саганы». Собственно, разрешение на временное освобождение стихии ради спасения жизни девы существовало всегда, но неофициально. – Вы так молоды, наделены властью, рисковали жизнью и теряли друзей на поле боя, но вы совсем не жестоки, Ваше Величество. Вы должны будете стать великим правителем. Усмехнулся. – Тебе не стоит надеяться ни на мое милосердие, ни на силу лести. Где шутиха? Подающая жаркое и смиренно подлизывающаяся ты скучна, как сушеная камер-фрейлина Данаяль. Я могу пожалеть, что спас тебя. – Похоже, вы уже жалеете. Он издевается совершенно откровенно, даже не пытаясь быть вежливым. – Я не просила меня спасать. Я верю, что стану ветром. Не мертвым призраком, а свежим чистым ветерком, как в своих снах. И знаете что? В бестелесной жизни я буду хранителем. Вашим. Оберегать ваш сон, разгадывать замыслы ваших врагов, приносить вам запахи и новости со всего мира, как стопку утренних газет. Вы прислушивайтесь, пожалуйста, если вам покажется, что ветер пытается что-то сказать. – А брат был прав. Ты сумасшедшая, но хитрая. – Дан вдруг отбросил стул, поднялся. – Я дура и, увы, в трезвом рассудке. – Значит, хранитель? Верноподданная? Ну докажи. – Что доказать? – На что готова сбежавшая невеста, чтобы доказать преданность своему императору. – Я готова. Как доказать? Огляделся по сторонам, зашарил в карманах, стремительно вышел. Вернулся с какой-то железкой, похоже, что раньше она была эфесом шпаги. Нагрел в ладони до того, что железо засветилось изнутри красным. Когда-то в детстве отец отвел меня в кузницу, и я смотрела с открытым ртом, как вязкий огонь превращается в затейливый подсвечник в форме ящера, как медленно гаснет чешуя и ящер становится непрозрачным, холодным. Тогда я сочла это чудом. Дан бросил раскаленную железку на мраморную столешницу. – Алэарди Верана, вот честность ваших слов. Как долго удастся продержать ее в руках? – Мне – это взять в руки? Она же обожжет! – А вы не готовы обжечься ради императора? Авердан умел хранить бесстрастие, как самый настоящий земляной, долго не выдавая истинных чувств ни словом, ни жестом. Вспыхивал совершенно внезапно, среди полного спокойствия, и оттого еще более страшно. Скулы заострились, ноздри раздуваются, смотрит на меня с такой яростью, будто готов прикончить. Не простил побег. Все это время – прятал бешенство, терпел. – А-а-а! – не могу удержать вопля, железка брякается на пол. Не ожидала, что это будет так больно. Презрительно усмехается. Быстро, чтобы не успеть передумать, хватаю, зажимаю железку в кулаке, до соленого привкуса закусываю губу. – До-до-достаточно или еще?! Осколок выбросила, ладонь кричит все так же. Наверное, надо отыскать холодную воду. Не буду с ним говорить, не о чем. Не просила спасать. Если спас кому-то жизнь, еще не значит, что можешь распоряжаться этой жизнью по собственному усмотрению. Замуж за камердинера, ага. Горе проигравшему. Вина моя только в том, что вы сильнее. Поймал за руку. Сопротивляться, конечно, не буду. Как я мечтала улететь на свободу. – Этой ночью я увидела сон. Или не сон. Совсем юную деву, которая тоже была заперта в этих комнатах. Все ее тело было покрыто страшными ожогами, она кричали от боли. Лежала на твердой каменной скамье, даже без простыни, а у нее вся спина – рана. Она была беременна. Чей-то голос сказал: «Больше мы не сможем поддерживать в ней жизнь. Надо вырезать ребенка». А она просила: «Это же не будет больно?» и «Помогите мне, пожалуйста. Я очень хочу жить». Я не первая, которая умрет в этих стенах, да? Кто она? Как ее звали? Пока говорила, лицо императора стремительно менялось. Побледнел, стиснул губы. Привыкла видеть его спокойным, уверенным в себе воином и правителем, а тут вдруг испуганный юнец лет двадцати или даже младше. – Ты полукровка. Ш-ш-шутиха с замашками уличной девки. За напоминание о ней тебе следовало бы разбить губы. Тебе недоступно настоящее благородство и самопожертвование. – Кто она? Авердан оттолкнул меня с дороги и убежал. * * * Он не возвращался очень долго, я думала, что уехал. Беспокойно бродила по комнатам. Эйфория от того, что удалось избежать казни, постепенно схлынула, я в полной мере осознала весь ужас моего положения. Выхода на самом деле два: бежать самой или упросить Авердана отпустить меня. Оба трудно осуществить. После неудачи я разуверилась в своих способностях. Алэарды сильнее. Найдут, догонят. Из первого побега я извлекла важный урок. Надеюсь, во второй раз у меня хватит времени и душевных сил не сдаться в плен живой. Когда собиралась спать, смутно различила знакомые шаги, решилась идти к Его Величеству. Нашла его в кабинете. Лежал на диване, слишком узком и коротком для его роста. – Ваше Величество, здесь очень холодно. Я замерзла. Пойдемте. Резко сел. – Что ты видела? Что она говорила? Расскажи все. – Это была очень короткая картинка. Она очень страдала, впала в забытье. Кто-то, кого я не увидела, боялся, что она умерла. Потом она очнулась и просила о помощи. Кто она? – Моя мать. – Ее Величество Лиама Парека? Но ведь… – изумленно бормочу. – Моя настоящая мать. Огненная принцесса Гиалав, дочь Авердана Пятого. Может, я ослышалась? – Отец уже был немолод и в отчаянии. Первая жена подарила ему двоих огненных, но обе – девочки, вторая рожала только водяных. У него родился внук с огненной душой, но это отца только разозлило, потому что он верил, что огонь, душа, передается только от отца к сыну, напрямую. Он менее всего хотел бы видеть на троне Анкриса. Ему нужен был сын-огненный. Принцесса зачала меня от отца не естественным путем. Жрецы нашли искусственный способ. Ее поселили здесь, в этом замке. Она была девой, носила эскринас. Когда отяжелела, огонь стал рваться сквозь кожу. Отец отдал много сил, чтобы сохранить ее жизнь. Во время родов она умерла… Таких признаний я точно не ожидала. – А почему ей не сняли эскринас? Император пожал плечами: – Это могло быть опасно. – Чем? Ваш отец убил вашу мать, – не сдержалась. – А я убил отца. Ой! – Правда? За что? – Он сошел с ума. |