Книга Здесь покоится Дэниел Тейт, страница 74 – Кристин Террилл

Наверное, если я хочу настоящего – хоть чего-то настоящего в моей жизни, – нужно что-то делать.

– Николас, – сказал я.

– Да?

– Я хочу быть с тобой честным.

Снова тот самый смех – тихое невеселое фырканье.

– Правда?

– Я серьезно. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Он взглянул мне в лицо и сел.

– Ого. И что же?

– Твоя мама мне кое-что рассказала. Она была пьяная, думала, что я Дэнни, и… просила прощения.

В лице у него что-то надломилось, не сразу, а как будто в замедленной съемке.

– За что?

Я перевел дыхание.

– За то, что сбила меня на машине.

Николас так же медленно сжался, опустил голову на колени, и я уже не видел его лица. Я пересказал ему все, что слышал от Джессики, – как она предупреждала Дэнни, чтобы не катался на велосипеде в темноте, и на минуту в комнате стало тихо – не было слышно ничего, кроме его прерывистого дыхания. Затем он поднял голову, и лицо у него было какое-то одновременно и яростное, и беззащитное.

– Значит, это был несчастный случай, – сказал он. – Никто не хотел убивать Дэнни. Просто чудовищная случайность.

Я мог просто кивнуть. Мог не отнимать у него этот миг жуткого облегчения от того, что люди, которых он любит, не убийцы. Может быть, в благодарность он дал бы мне уйти.

Но он хотел знать правду, а я хотел хоть раз в жизни быть честным хоть с кем-то.

– Может быть, – сказал я. – Я не уверен.

– Что значит – не уверен? Зачем бы моя мать стала признаваться, что нечаянно убила Дэнни, если она этого не делала?

– Может быть, выгораживала Патрика, – сказал я. – А может быть, Патрик как-то внушил ей, что это она виновата. Мы же видели все эти записи об арестах…

– Это еще ничего не доказывает, – сказал он. – Ну да, он с кем-то подрался в старшей школе. Это еще не значит, что он убил родного брата. Нет. Патрик не виноват. Это мама, и она случайно. Ты просто хочешь, чтобы я продолжал искать, и ты мог остаться здесь подольше.

Насчет последнего он был не так уж неправ, и он, и я это знали. Тут мы были честны оба.

– Твоя мама? – повторил я. – Подумай. Если это был просто несчастный случай, почему она не заявила в полицию? Зная Джессику…

Лицо у Николаса потемнело.

– Она была пьяная.

– Да, – подтвердил я. – А Патрик и Лекс помогли ей это скрыть. Наверняка.

Он покачал головой.

– Нет. Ты этого не знаешь.

– Джессика сказала, что не видела Дэнни, потому что было темно. Но ведь считается, что Дэнни пропал в субботу вечером, когда еще не стемнело. Если его убила Джессика, значит, это случилось еще в пятницу ночью.

– А Патрик и Лекс оба сказали, что видели Дэнни на следующее утро. Черт. – Он встал, подошел к окну, уперся ладонями в подоконник и несколько раз глубоко вздохнул. – Они уже тогда врали ради нее.

– И еще…

– Что?

– Ты можешь представить себе, как твоя мама едет в пустыню, чтобы спрятать велосипед и… закопать тело?

– Нет, – тихо сказал он. – Это мог быть только Патрик. Значит, что? Или мой брат убил Дэнни в припадке ярости, потому что тот его шантажировал, или, в лучшем случае, его нечаянно убила моя мать и представила все так, будто он пропал, чтобы мы с папой и Миа всю жизнь волновались за него и надеялись, что когда-нибудь он вернется домой?

– Думаю, да, – сказал я.

– И давно ты знаешь?

– Со вчерашнего вечера.

– А мне только сейчас говоришь?

– Да. Прости.

– Я беру свои слова обратно, – сказал он, повернувшись ко мне. Глаза у него горели. – Оказывается, у меня еще есть силы тебя ненавидеть. Я расскажу это все в ФБР. Пусть они разбираются, что случилось на самом деле.

Он двинулся к двери, но я загородил ему дорогу. Я весь был как резиновый жгут, натянутый до предела, руки сжал в кулаки, чтобы не дрожали. Николас отступил на шаг. Кажется, он подумал, что я собираюсь его ударить, а я просто пытался как-то собраться. Я поднял руки, показывая, что сдаюсь.

– Ты уверен, что этого хочешь? – спросил я. – Дэнни это не вернет, зато половина твоих родных могут оказаться в тюрьме.

– Ты просто стараешься спасти свою задницу, – сказал он. – Если я выдам их, то выдам и тебя.

– Это правда, – сказал я, – но это не все. Я знаю, что это такое – не иметь семьи, а ты не знаешь. Пусть они не идеальные, пусть они сделали что-то ужасное, но они тебя любят. Они с тобой обращаются по-хорошему, и им не плевать, что с тобой будет. Что ты без них будешь делать? А Миа?

– Перестань.

Он попытался пройти мимо меня, но я схватил его за руки. Я хотел, чтобы он меня не выдавал, но еще больше хотел, чтобы он понял.

– Представь, что с ней будет, когда она узнает такое про тех, кого любит. Кто будет о ней заботиться, когда оба родителя и Лекс с Патриком окажутся за решеткой? Тогда ты уж точно не уедешь в колледж на будущий год, если только не захочешь бросить ее как раз тогда, когда ты ей больше всего нужен. Подумай, какая у нее будет жизнь. Ее отправят в приют. Она будет одна, ей будет страшно…

– Прекрати! – сказал он, пытаясь вырваться.

Я уже не выбирал слова.

– Эгоист ты. Только одного хочешь – сбежать, умыть руки, отделаться от этого дома и от этих людей, а сам даже не представляешь, как тебе повезло. Они же тебя любят.

– Они обманщики! – яростным шепотом проговорил он. – Убийцы и обманщики!

– Но они тебя любят! Тебе не приходит в голову, что могло быть хуже?

Николас вдруг потерял весь запал. Как будто пробку выдернули, и весь его праведный гнев унесло в канализацию. Он опустился на пол, закрыл голову руками, и плечи у него затряслись от беззвучных рыданий.

– Я не знаю, что делать, – тихо проговорил он. Он вдруг показался мне таким маленьким, и я с удивлением вспомнил, что из нас двоих я старший.

Я тихонько сел рядом. Я не знал, что сказать.

– Что мне делать? – спросил он, подняв голову. – И не все ли равно теперь? Дэнни умер. Его кости лежат где-то там, в пустыне. Это все, что от него осталось, и, что бы я ни делал, этого не изменишь.

Я медленно приобнял его одной рукой за плечи, и он не вырвался. Я ощутил внутри какую-то невероятную легкость. Больше у меня нет секретов от Николаса.

– Мы выясним, что на самом деле случилось, – сказал я. – Тогда и ты будешь знать, что делать.

– Я тебя ненавижу, – сказал он.

– Я знаю, – сказал я.

Но он не шевельнулся.