
Онлайн книга «Магам можно все»
![]() Гороф перевел дыхание. Щеки его, и без того белые, приобрели теперь синеватый оттенок. — Через неделю после королевского приема Арс умер. Это бывает… это случается, когда между хозяином и его драконом утеряна тонкая связь. Чего я натерпелся, пока удалось его похоронить… Гороф поморщился и замолчал. — Когда мы пришли к вам, — начала Ора, — вы решили, что мы… — Да, — кивнул Гороф. — Я подумал, что скоро узнаю разгадку того, что со мной приключилось… и ненамного ошибся. Теперь я знаю. Он повернул ладонь; на горку из двадцати камушков упали еще два — первый и последний. Барона Ятера и Марта зи Горофа. — Препаратор имеет полную власть даже над внестепенным магом, — сказала Ора с не совсем естественным смешком. — Хорт, учитывая вновь открывшиеся обстоятельства… — Не думаю, чтобы полную власть, — серьезно возразил Гороф. — Меня ведь взяли обманом… Мне подсунули куклу. — Что? — спросил я механически. Мне представилась толстая кукла в парчовом платье и с фарфоровой головой. Гороф вздохнул: — Елка. Вы сами подчеркнули, что к каждому из препарированных — к каждому! — незадолго до похищения присасывался близкий друг, подруга, любовница… И между ними устанавливались особенные, доверительные отношения. Это я и назвал… первым подвернувшимся словом. Елка была куклой для меня, — с его голосе прозвучала настоящая боль. — Как любовница Эфа была куклой для старого барона, а эта, как ее… для ювелирши… — Тисса Граб, — сказал я. — А для старикашки-купца — юный почтительный помощник… Ора переводила взгляд с Горофа на меня и обратно. — Меня взяли обманом, — повторил Гороф. — Я поверил Елке… Она стала для меня… собственно, мне не столько жаль Арса… Он замолчал. Сел; отвернулся. Его Арс каждую весну употреблял по девственнице, сообщил мне циничный внутренний голос. А теперь господин драконолюб сидит и размышляет о тонких материях, готов, пожалуй, и слезу пустить… Это внестепенной-то маг! — Один вопрос, — сказал я нарочито холодно и по-деловому. — Вы упомянули видения, галлюцинации… Из всех похищенных они были только у вас — и у ювелирши. Ей виделись замок, мост с цепным драконом, длинный стол, вино, властный господин без лица… Гороф кисло усмехнулся: — Понимаю, почему вы так… понадеялись на меня. Но… это были чистой воды галлюцинации. Девочка мечтала о замке с драконом и о властном господине, таковы мечты многих ее ровесниц, рано выскочивших замуж за ювелиров и аптекарей, ничего удивительного… А мне виделись… нет, не скажу. Но то были порождения моей собственной фантазии, я-то способен это понять, в отличие от вашей ювелирши… Ну как, вы не передумали? Я молчал. — Вы продолжите ваши поиски? И попробуете разыскать препаратора, и попытаетесь покарать его? Я молчал. — Возьмите мой камень, — сказал зи Гороф тихо. — Пополните вашу коллекцию… Если вам удастся покарать господина препаратора — это будет возмездие и за мою беду тоже. За Арса… но больше — за тот чудовищный обман… Мой первый сын не дожил и до двадцати лет. Мой бастард… вы его видели, это животное, точь-в-точь как его мать. Елка была воплощением моей мечты о дочери… Господин препаратор знает толк в людях, что при его-то работе — неудивительно. И Гороф усмехнулся — весело, как белый череп в темноте гробницы. * * * Миллион лет назад (начало цитаты) * * * — Юлька… Юлька, это же праздник какой-то. Тебе нравится? Скала выдавалась далеко в море, на пологую спину ее вела неприметная тропинка. Глядя под ноги, поддерживая друг друга и распугивая горячих ящериц, они добрались до «смотровой площадки»; справа и слева имелись каменные склоны, причудливо изъеденные ветром и соленой водой. Внизу лежало море, темно-синее, в белых оспинах медузьих спин. Зеленая борода водорослей раскачивалась в такт приходящим и уходящим волнам. На краю скалы стоял перед мольбертом безусый щуплый художник, на голове его вместо кепки помещалась чалма из спортивных штанов. Подобравшись поближе, Юля глянула живописцу через плечо: пейзаж выглядел пребездарнейше, хотя, возможно, это только полработы, которые, как известно, дуракам не показывают… Юля едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Стас крабом ползал по наклонному камню, выбирая кадр поживописнее; сын бормотал пиратскую песню, швыряясь камнями в зелень и синь, камни летели, проворачиваясь в воздухе, и нигде, сколько хватало глаз, не было ни единой тетки, в которую пущенный Аликом снаряд мог бы ненароком угодить… — Осторожно, Юль, я тебя прошу, только осторожно, — бормотал Стас. — Дай руку… Здесь камни качаются под ногами… Посмотри вон туда, вниз, там в море впадает речка, та самая, которая водопад, видишь? — Алик, не бегай… — Посмотри, вон дельфины, видишь?! — Посмотри… — А вон наш пляж… Издали кажется, что пустой… — А вон чайка… — А вон там… Художник демонстративно не обращал на них никакого внимания. — Юлька, тебе хорошо здесь? Нет, ну правда тебе хорошо? Здесь же здорово, здесь же сказка… Хочешь покататься на водном мотоцикле? А на яхте? А на доске с парусом — хочешь попробовать? Ей хотелось задержать время. Или хотя бы сделать так, чтобы эта картинка — скала, море, Стас, Алик — навсегда впечаталась ей в сетчатку. Надолго. * * * У Алика было красное, как арбуз, горло. Юля даже растерялась. — Ну где ты простыл? Где ты мог простудиться?! Сын виновато пожимал плечами. Лоб у него горел; превозмогая неловкость, Юля обошла соседей в поисках градусника. В третьей по счету квартире ее просьбу уважили. У Алика оказалось тридцать восемь и пять. Юля сидела на краю дивана — руки опустились до самого пола. Все изменилось в одночасье — вместо длинного свободного дня, вместо похода в парк или на пляж предстояло лечение, аптека, полоскание, и ведь надо еще и завтрак приготовить, и пообедать… — Успокойся, — мягко сказал Стас. — Прекрати панику, на тебя же смотреть страшно. Ничего особенного не случилось, у меня в детстве знаешь какие ангины бывали? Юля молчала. У нее тоже бывали ангины. Стас сходил в аптеку. Принес три бутылочки разных настоек для полоскания, мятные конфеты, жаропонижающее и лимон; Алик со страдальческим видом прополоскал горло. — Где мои плавки? — озабоченно спросил Стас. — На веревке… — автоматически ответила Юля. — Погоди… Ты куда? — Мы договорились с Алексеем. — Так Алый же… |