Книга Серафина и расколотое сердце, страница 27 – Роберт Битти

— Мне так хочется сделать что-то для нее.

— Ты сделал все, что мог, — сказал Вайса.

— Но я не смог ее спасти…

— Это еще неизвестно, — возразил Вайса. — Еще много троп не пройдено многими ногами.

Брэден вскинул голову:

— О чем ты? Что-то происходит? Ты говорил с матерью Серафины?

— Нет, я сейчас не об этом, — грустно покачал головой Вайса. — Ее мать была убита горем, когда узнала о том, что случилось. После смерти Серафины она потеряла последнюю надежду.

— Но где она? — спросил Брэден.

— Все в этих лесах напоминало ей о Серафине: деревья, реки, скалы и небо; даже мы с тобой. Все надрывало ей сердце, поэтому она вместе с детенышами ушла в горы Смоки-Маунтинс искать таких, как мы с ней.

— Понимаю, — кивнул Брэден.

Серафина, затаив дыхание, слушала Вайсу. Ей было горько, что ее мать ушла так далеко, но в то же время девочка радовалась, что и она, и львята в безопасности.

«Смерть Серафины», — подумала девочка.

Так сказал Вайса. Они все так говорили. Ее смерть.

— Но ты не пошел с ними в Смоки-Маунтинс, — заметил Брэден, глядя на друга.

— Нет.

— Но почему?

Вайса уставился на Брэдена почти рассерженно.

— Потому же, почему ты отказался ехать лечиться в Нью-Йорк, когда дядя с тетей хотели тебя туда отправить. Тамошние доктора могли бы вылечить твою ногу.

— Ты прав, — согласился Брэден. — Но что ты имел в виду, когда говорил про множество троп и ног?

— На Билтмор надвигается беда, — сказал Вайса. — Я видел когтистое чудовище, обладающее кошмарной силой. Каждую ночь в лесу бушуют ураганы, реки выходят из берегов, смывая все на своем пути. Черные дыры растут. Обитатели Билтмора в опасности.

— Это она? — с неожиданной яростью спросил Брэден.

— Не знаю.

— Но ты видел ее потом?

— Нет, не видел с тех пор, как она ушла.

Серафина не поняла, о ком идет речь, но она видела, что Вайса говорит взволнованно и чуть ли не виновато.

— С тех пор, как ты ей помог, — с горечью поправил его Брэден. — И я, хоть убей, не понимаю, зачем ты это сделал.

— Когда я нашел ее в лесу, она истекала кровью. Не могла ни двигаться, ни говорить. Она умирала, Брэден.

— Знаю. Надо было тебе ее прикончить!

— Ты не понимаешь, — сказал Вайса. — Она мучилась не только от ран, полученных на лоджии. Я знаю, как выглядят раны от собачьих клыков и когтей пантеры. Ее добило что-то иное. Она лежала, сжавшись, под поваленным деревом, ее трясло от боли. Что-то жестоко покалечило ее, переломало кости, изорвало тело, обожгло. Я никогда не видел ничего подобного.

— Я не понимаю, — проговорил Брэден. Его глаза расширились от страха. — Это какое-то животное? Или жестокое проклятье? Что могло ее так искалечить?

— Не знаю, кто или что на нее напало, но смотреть на это было невыносимо, — ответил Вайса.

— Но она наш враг, Вайса. Почему ты не уничтожил ее, когда была возможность?

Вайса задумчиво опустил глаза. Он не знал, как лучше объяснить.

— Возможно, ты прав, и я совершил ужасную ошибку, — признался он. — Но когда я увидел ее, страдающую и умирающую, я вспомнил, как Юрайя убил мою сестру, и уже больше не мог думать ни о чем другом. Я не сумел спасти сестру. Я бился отчаянно, но мне не хватало ни силы, ни скорости, ни злости, чтобы ее защитить. А эту беспомощную, израненную девушку я спасти мог. Я давно научился сражаться, не испытывая жалости, но когда-то я был совсем другим. И мне всегда хотелось быть не только воином. Мать и бабушка учили меня, что иногда сражение можно выиграть, не вступая в схватку, но помогая и исцеляя. Бывает, что перед тобой лежит несколько троп, и приходится выбирать среди них свою. Не всегда с первого взгляда очевидно, по какой надо следовать, а я хотел выбрать ду-ю-го-дв-и — верную тропу. Когда я увидел израненную Ровену, лежащую на земле, что-то удержало мои когти. Понимаешь?

Долгое время Брэден не смотрел на друга, не мог смотреть, потому что не хотел его прощать, но, в конце концов, неохотно поднял голову и кивнул:

— Да. Расскажи, что было дальше.

— Я поднял ее и отнес в тайное место, где было безопасно. Перевязал ее раны и ухаживал несколько дней и ночей. Я дал ей питье, и пищу, и кров, где можно спокойно спать и набираться сил.

— А потом?

— В ночь последней четверти луны я вернулся, а ее уже не было. Она исчезла.

— Исчезла?

— Сбежала. Я искал ее несколько ночей, но она растворилась, стала туманом на болоте.

— А то существо с когтями, вышедшие из берегов реки, ураганы…

— Я не знаю, кого в этом винить, — ответил Вайса, — Ровену или то существо, которое напало на нее саму и нанесло ей такие страшные раны.

Серафина не выдержала и оглянулась на лес. Вайса тоже видел чудовище с когтями; он знал, что надвигается буря.

Брэден снова посмотрел на тело Серафины.

— Неужели этим все кончится, Вайса? — спросил он. — Серафина останется в земле?

— Мы будем смелыми, друг, вот что мы должны делать, — сказал Вайса. — Мы будем бороться.

— Даже если уже проиграли? — расстроенно спросил Брэден.

— Особенно если проиграли. Эта война еще не окончена. Нам нужны силы и ум. Плащ по-прежнему у тебя?

— Да.

— Прячь его хорошенько. Плащ — наша единственная надежда. И, какая бы беда к нам ни пришла, мы будем сражаться против нее вместе.

Брэден согласно кивнул:

— А ты береги пантеру.

— Я сделаю все, что смогу, — серьезно ответил Вайса. — Будь смелым!

С этими словами он сделал гигантский скачок в сторону леса, прямо в воздухе обернулся львом и опустился уже на четыре лапы.

Брэден проследил за ним взглядом. Они с Гидеаном остались вдвоем возле могильного камня. Мальчик стоял, размышляя о том, что услышал от Вайсы, и прикидывая, как быть дальше. Затем он медленно повернулся и посмотрел на тело в могиле.

— Вернись ко мне, — попросил он.

— Честное слово, я очень стараюсь, — грустно сказала Серафина.

Брэден положил на место крышку, а потом медленно, почти неохотно, засыпал гроб землей. Когда все было сделано и пришла пора уходить, мальчик поднял лицо к Ангелу.

— Береги ее, — сказал он и только после этого отправился наконец в Билтмор.

Серафине хотелось пойти следом, но она отпустила друга. Сейчас она ничем не могла ему помочь. Но Серафина собиралась участвовать в общей битве с наступающей тьмой и сейчас видела перед собой лишь одну тропу.