Онлайн книга «Пещера»
* * * Раман сел на постели. Клич стоял у него в ушах; все остальное терялось в дымке. Колотилось сердце; он встал. Трясущимися руками нащупал в тумбочке флакончик с каплями, прошлепал на кухню, открыл кран; вода показалась отвратительно теплой и с металлическим привкусом. Что со мной, подумал он смятенно. Вернулся в комнату. Сел на разоренную кровать – это как же он метался во сне!.. Пощупал пульс, потрогал лоб. Все нормально, все в порядке, сегодня у него будет удачный день, все получится, все увидится в солнечном свете, возможно, сегодня к нему придет та самая, долгожданная МЫСЛЬ… Сарна. Он подскочил на кровати; снова взялся за пульс. Сарна – редкостная и славная добыча. Поймать сарну – к удаче… Он снова встал. Натянул спортивные штаны, сунул ноги в тапочки, уселся у телефона; долго вспоминал номер – пока не понял наконец, что не знает его и никогда не знал. Не удосужился спросить… Он набрал справочную; дозвонился с пятого раза, попросил непривычно заискивающим, сладеньким голосом: – Будьте добры, телефон Павлы Нимробец… Адреса, к сожалению, не знаю. Телефонистка честно искала – потом печально сообщила, что найти номер по таким данным не представляется возможным. Вероятно, владельцем телефона Нимробец значится кто-то другой. Раман поблагодарил. Некоторое время сидел, тупо уставившись в пыльный паркет; потом вытащил записную книжку. Вот, режиссер телевидения господин Мырель… – Добрый день. Господин Мырель? Раман Кович беспокоит… На том конце провода удивились и обрадовались. И заверили, что передача в работе, предоставленные материалы оказались весьма удачными и буквально со дня на день… – Простите, ваша ассистентка… Павла Нимробец. Когда она принесет кассеты обратно? Кажется, Павлин шеф не питал к ней особого уважения. Его голос сделался осторожным: в общем-то, как только господин Кович потребует… – Я не требую, я просто прошу ускорить, так сказать… Могу я поговорить с Павлой Нимробец лично? Пауза. Конечно, раздумчиво сказали на том конце трубки. Павла Нимробец перезвонит сегодня же… Сейчас же… – Простите, а она уже на работе? Раман искоса глянул на часы. Девять утра. Трубка попросила минуточку на размышления; прислушавшись, Раман смог уловить обрывки далекого разговора. Речь шла о том, что Нимробец, как всегда, опаздывает… – Алло, господин Кович?.. Ее еще нет. Возможно, она с утра была в фильмотеке… Я велю ей перезвонить вам сразу же, как она появится… – Прошу прощения, – Раману плевать было, что именно подумает о нем господин Мырель. – Вы не могли бы сообщить мне ее домашний телефон? Снова пауза. Этот Мырель решил, по-видимому, что непутевая Павла добилась-таки в жизни успеха – охмурила господина Ковича… – Конечно, – трубка с запинкой продиктовала телефон, видимо, сверяясь с записями. – Что-нибудь еще, господин Кович? – Нет, благодарю вас… желаю успехов в работе и рассчитываю в ближайшее время… – Да, да, безусловно… – Да, спасибо… – Да, да… Раман оборвал серию вежливых «даканий», стукнув пальцем по телефонному рычагу. Тут же, переведя дыхание, набрал телефон Павлы Нимробец. Гудок. Раман зажмурился. Эге, сердчишко-то, и капли не помогают… Сейчас трубку возьмет ее зареванная мать… или с кем она там живет. «Сон ее был глубок»… Его передернуло. Он вспомнил вкус крови – Павлиной крови… Павлиной?! Он что, все-таки ВЕРИТ?! Недосуг было разбирать, есть у нее проплешина на груди… Или заросла. Шерсть у сарны отрастает быстро… Гудок, еще гудок – шестой, седьмой… Раман открыл глаза. Ему было стыдно. Он стыдился своего страха. Гудок… Никого нет дома. Все. Он положил трубку. Прошелся по комнате; как был, в одних штанах, вышел на балкон. Прохладное майское утро влажным ветерком лизнуло его плечи, тронуло голый живот – он поежился; внизу, на перекресток улицы Кленов и улицы Надежды, разворачивалась утренняя жизнь. Люди шли по своим делам, и этот обычный, деловитый ритм чуть отрезвил горячую голову режиссера Ковича. Происходящее с ним странно. Происходящее с ним ненормально – мало ли на свете сарн… Еще неделю назад, пережив в Пещере подобное приключение, он вскочил бы с кровати, как счастливый мальчик, и бурной энергии его хватило бы как минимум на месяц… Одинокий желтый одуванчик в цветочном ящике качнул желтой головой. Под балконом прокатила вдоль улицы Кленов неприметная светлая машина с эмблемой Рабочей главы на крыше и на дверях… Грянул телефон. То есть он тихонечко зазвонил – но Раману показалось, что от звука его сейчас посыплется с потолка штукатурка. Он вскочил в комнату, едва не разбив балконную дверь, сорвал трубку: – Алло!! Испуганное молчание. – Алло, я слушаю!.. – Это… господин Кович? Это я, Павла Нимробец… Раман сел. Прямо на пол; уши его покрылись краской, не то от радости, не то от стыда. – Привет, Павла. – Вы просили, чтобы я позвонила? Интересно, что ей наговорил этот самый Мырель… И как он при этом на нее смотрел. – Да, Павла… Как, вообще-то, дела? Смущенное молчание. «Павла, я очень рад вас слышать» – «Извините, господин Кович, но я молодая симпатичная девушка, а вы старый противный козел… Уместны ли ваши ухаживания?..» Он улыбнулся своим мыслям. – Павла, принесите мне кассеты. Обратно. – Сегодня?.. – Можно завтра… Но принесите, ладно? Пауза. – Хорошо… Принесу… А больше ничего не случилось? – Ничего. Пока, Павла, – он повесил трубку и целую минуту сидел на полу, раздумывал, насвистывая под нос неопределенно-бравурную песенку. * * * Все утро Павла провела перед экраном – Раздолбеж решил, что передача о Ковиче продвигается недопустимо медленно. Павла сидела и хронометрировала, и переносила на листок бумаги все перипетии «Железных белок» – по реплике, по мизансцене; поначалу было интересно, даже здорово, но после четырех часов кропотливой работы у нее воспалились глаза, а голова гудела, будто праздничный колокол. Она уже ненавидела этих «Белок» всеми силами души – или, как говаривала Стефана, «до самой глубины своих фибр»… Ей почему-то было ясно, что странный звонок Ковича не имел ничего общего с заявкой на ухаживание. Пусть себе Раздолбеж корчит какие угодно рожи – Павла знала, что ее дамские прелести не заботят Ковича ни капельки. Следовательно… |