Онлайн книга «Закрытие темы»
|
– Собираете, значит. – А то как же, не собирать… Ясно дело, собираем… Как же не собирать, когда есть? – И что, белые есть? – А? – Белые есть, спрашиваю? – И белые и не белые. Какие хош. Хош подосиновик, хош подберёзовик… Скоро грузди пойдут. Какие хош, все собираем. – А лисички? – А как же, лисички. И лисички и не лисички. Кто места знает, что хош соберёт. – Taк ведь рано же ещё. – Сказал рано… Да где же рано, когда мы с апреля уже?… – Грибы собираете? – А то нет. За сморчками идём. – За сморчками? – И за строчками. Ещё снег не сошёл, а мы за сморчками… И за строчками… На проталинке, вишь, сморчок… А то как же… Их много. – Что-то я не помню, чтобы за сморчками ходили. – Дак вот принимать стали – и заходили. – Я и не отличу строчок от сморчка. – Дак ты ж не сдаёшь… Откуда тебе знать… А кто сдаёт, сразу скажет… Строчок… Сморчок… Они же строчки будут как за кило? Восемьдесят копеек, свежие-то… А сморчки, те дороже, те рубль. – Недорого. – Свежие! Сушёные двадцать рублей за кило… сморчки. – А строчки? – У строчков серятина есть, те дешевле. – Какая серятина? – А ты зачем спрашиваешь? Ты же сам грибовар. – Кто-кто? – Иван Пихто. – Какой грибовар? – А ждём какова. Вон, вишь, грибовар требуется. – А я при чём? – Ты и есть грибовар. – Я не грибовар. – А кто ж, как не грибовар? Я же помню тебя грибоваром. Опять приехал. – Да нет, я не грибовар. Я другой. – Грибовар, грибовар. Не рассказывай. Я же помню тебя грибоваром. – Иди, бабуля, сдавай грибы. Я тебе не грибовар никакой. – А спрашивает. Сам грибовар, а спрашивает. Думает, не узнала. – Узнала, узнала. – Грибовар и есть грибовар. Что я грибовара не помню? – Грибовар, грибовар. Иди. – А не грибовар, говорит. Я ж вижу, грибовар. Опять приехал. Разговор не захотел сокращаться. Вылетело только про рыжики. Да восполнит утрату последний аккорд: Соление грибов на дому. Трудовое соглашение на взаимовыгодной основе. Понедельник, среда, пятница. Пробормотав под нос: – Грибовар, – Клементьев прочь отходит. Из репертуара «Спутника» на начало августа: «Сыщик», «Следователь по прозвищу Шериф», «Комиссар полиции обвиняет». Краснощёков не любит детективы. Он не любит следователей уголовного розыска. Его нелюбовь к следователям носит характер фобии. – Почему? – Не люблю, не люблю. Стас, не люблю, не нравятся. – Но ведь они же своим делом занимаются, Николай Кондратьевич. – А нам зачем это показывать? Мало ли я чем занимаюсь. – Так ведь то ж интересно. Они преступления расследуют. – Они за это деньги получают. Это их работа, обязанность. Может, им и интересно, я рад за них, но почему мне должно быть интересно? Почему я должен сидеть вместе с ними на их совещаниях, на допросах, на явках очных каких-то там, ходить к начальству с докладом?… Почему я должен слушать, как они обсуждают свои дела, у кого есть алиби, у кого нет?… Причём бесплатно слушать, это им зарплата идёт, у них рабочий день восемь часов, а я? Меня зачем втягивать?… Ищите себе на здоровье, расследуйте, только других не впутывайте. Не люблю детективы. Браво, Краснощёков! Я ведь сам хотел, вспоминаю, детектив написать. Чтобы так вот всё расследовали, расследовали, расследовали… Ходили бы из кабинета в кабинет, выдвигали бы новые версии, спорили бы, на летучках сидели… Производственный роман, по старому определению. А в конце – приходит преступник с повинной. Или ещё лучше: просто бы закрыли дело за давностью срока… или как надо правильно сказать? Вот только незнание реалий меня и остановило. – В Первомайске какая преступность? – замечает Артём Артёмыч, адвокат, он зашёл к Николаю Кондратьевичу на чашку чаю. – Вон, осудили Малявкина в прошлом году за то, что жену изнасиловал. А теперь все говорят, что сама виновата. Артём Артёмыч попал незнамо как в «Трубу». Сверх замысла автора. Я и не думал, что он у меня появится. Какой-то несанкционированный персонаж, самовольный. За Николая Кондратьевича говорить не буду, но для меня это было весьма неожиданно, когда к нему, как старый знакомец, вдруг пришёл Артём Артёмыч, адвокат, о чьём существовании за минуту до этого я не подозревал даже; сказал несколько слов о Малявкине и увёл Клементьева – куда бы вы думали? – на рыбалку. Рыбалка располагает к отдыху, спокойствию, благодушию. Написанное в один присест вычёркиваю с лёгким сердцем. Оставляю конец разговора. – Послушайте, – сказал адвокат (оба сидят с удочками на берегу Чертополоховки). – Вы не обидитесь, если я обращусь к вам с одной деликатною просьбой? – Пожалуйста, – отозвался Клементьев. – Не могли бы вы напечатать мой материал в газете, но за вашей подписью? – Это как? – насторожился Клементьев. – Или под псевдонимом, но чтобы думали, что вы принесли. Я бы и сам напечатал, но меня Колёсико не пропустит. – Разве так можно? Ведь так не принято. – Отчего же не принято? Чехов именно так поступил, когда его попросили. – Первый раз слышу. – Нет, правда. Один петербургский литератор, третьестепенный, я это хорошо знаю, потому что люблю Чехова… Один литератор, не имея возможности печататься в Москве и пребывая в крайне стеснённом состоянии, попросил Чехова отнести его рассказ в один московский журнал и напечатать за своей фамилией. Другого способа получить гонорар у писателя не было. Разумеется, я не о гонораре хлопочу. Ну а славы мне тоже не надо, вы сами понимаете. – Где же вы такое про Чехова прочитали? – В первом томе полного собрания писем, в примечаниях. Я подписался на письма, полное собрание сочинений у меня уже есть, а из писем вышел седьмой том, там ведь великолепные примечания. Страшно люблю Чехова. А вы? – Да, пожалуй. – Мне повезло. На весь Первомайск дали всего одиннадцать абонементов. – Вы, оказывается, знаток истории литературы. – О, нет. Это что касается конкретного случая. Просто заинтересовало. Но если заинтересует – держись! Тут я въедлив, это у меня профессиональное. До малейших деталей. |