Онлайн книга «Скрут»
— А зачем же я тебе нужна? — удивилась Тиар. — Ты искал меня… Но не надо говорить. Дай, я посмотрю… на шмелей. — Я искал тебя, потому что ты Тиар! — ее рассеянная небрежность почему-то страшно его задела. — Какая бы ты ни была… Ты Тиар! — Или Диар, — отозвалась она беспечно. — или Деор… Имя мне придумали. Придумали, потому что я свое собственное — забыла, да… Он почувствовал, как кровь отливает от щек: — Но… нет! У тебя… родимое пятно на лопатке, как ромб! Она обернулась. Глаза ее были огромные — и совсем черные, как деготь. — Я не хотел тебя обидеть, — пролепетал он жалобно. — Тиар… Я не хотел… Она вдруг улыбнулась. Так могла бы улыбнуться королева, одаривая милостью своего смиренного подданного: — А… ты посмотри. Подними кофту и посмотри… Она повернула голову. Совершенно царственным жестом; в какую-то секунду ему померещилось, что диск солнца — монета, на которой вычеканен ее гордый профиль. От города бежали, размахивая суковатыми палицами, два старика с головами, одинаково повязанными шарфом. Один был чуть ниже — а в общем, совершенно одинаковые. — Прости, — прошептал он униженно. Ее одежда путалась у него под руками. Под кофтой была сорочка, чистая, даже, кажется, накрахмаленная, но единственный крючок зацепился за что-то и не желал отпускать… Старики бежали, и идущие по тракту люди в ужасе шарахались от палок и грязных, захлебывающихся ругательств; Игар мельком подумал, что это они крахмалят ей сорочку. Каждый день?.. Крючок оторвался. Узкая, как лезвие, белая спина с рядом острых выступающих позвонков. Он провел по ним ладонью — чуть касаясь, прося прощения… И поднял сорочку выше. Обе лопатки ее были чистые. Обтянутые молочно-белой, какой-то даже голубой холодной кожей. * * * Удивительно, но Илаза ждала прихода сумерек. Ждала появления убийцы; сидела, прислонившись спиной к широкому стволу, жевала травинку и смотрела, как опускается солнце. ТОТ появлялся, как правило, еще засветло, в нехороший час, когда у многих неспокойно на душе — между уходим дня и приходом вечера. На грани. В сумерках, одним словом. Илаза ждала. Она оглядывалась и прислушивалась — и все равно появление тени застало ее врасплох. Привычный испуг, мороз по коже; усилием воли она взяла себя в руки. Подняла глаза. Попросила серьезно: — Можно… поговорить? С вами? Чуть заметное сотрясение веток. Хорошо, что она не видит собеседника. Она боится его увидеть. Его присутствие и так слишком ощутимо. — Я… вы знаете, я чем угодно готова поклясться, что больше не убегу. То есть не попытаюсь… Она запнулась. С кем она беседует? С говорящим пауком?! — Я… дождусь Игара. Игар удачлив. Он все сделает, как обещал. Я не буду больше бегать, драться… Я только хочу попросить. Она замолчала. Тишина. А вдруг все это время она разговаривала со случайной белкой?! Она поднялась. Огляделась; сделала несколько неуверенных шагов: — Вы… здесь? Вы слышите? — Конечно, — негромко сказали у нее за спиной, и сердце бухнуло, как обернутый мешковиной молот. — Не бойся… Я запугал тебя. Больше не буду. Все. Она улыбнулась — жалобно и недоверчиво: — Я… хотела попросить. Слова просьбы приготовлены были заранее. Доведя до конца всю красивую длинную фразу, Илаза снова улыбнулась — с трудом. Зачем себя насиловать, если он за спиной, то все равно не видит ее улыбок… а видит, так не понимает… а губы трескаются и болят… — Нельзя, — серьезно отозвалось переплетение ветвей. Она почему-то ждала, что он не откажет. Улыбка прилипла к ее губам, сделавшись совсем уж нелепой: — А… почему?.. В темнеющих кронах тихонько треснул сучок. Вряд ли он сломал его случайно — скорее всего, щелкнул специально для Илазы, чтобы обозначить свое теперешнее местоположение. — Ты видела курильщиков «рыбьей гривы»? Илаза вспомнила. «Рыбью гриву» курила старая экономка, давно, еще в Илазином детстве. У нее были странные, будто подернутые пеленой глаза; девочка ее опасалась. Не кухне говорили, будто у экономки гниют мозги и скоро полезут из ушей. Илаза боялась — и все же с нетерпением ждала этого момента; к сожалению, экономку выгнали прежде, чем мозги ее догнили окончательно… А еще на базаре. Там они сидят в особом ряду, с трубками до пупка, серолицые, дурно пахнущие… — Хочешь быть, как они? — Нет, — ответила Илаза, прежде чем даже подумать. — Потому нельзя. Я понимаю, что тебе было хорошо, когда я тебя ужалил… Но каждый день нельзя. Учись радоваться жизни просто так — без моей помощи… Небо светлое, ручей чистый… Еды вроде хватает… — Что ж тут радостного, — прошептала Илаза чуть слышно. Несколько минут прошло в молчании; потом ее вдруг осенило: — А вы откуда знаете про курильщиков «рыбьей гривы»?! Она тут же испуганно осеклась. С кем она все-таки говорит?! Над ее головой тихонько скрипнул смешок: — Не бойся… — Вы что… человек? — Нет. Ты разве не заметила? Она присела. В последних словах ей померещилась угроза. — Так. А тебе интересно, кто я?.. Илаза молчала. Странно и дико. Разговор в лесу с кровососущим страшилищем. «Кто?» — да паук же, огромный паук… Будто возможны в мире такие твари… Она вспомнила расправу с отрядом, посланным ее матерью. Эти опутанные паутиной тела… А она ведь терпеть не могла рыжего Карена. За то, что ее мать… Все знали и делали вид, что так и надо. А Карен смеялся над ее, Илазы, злостью. А теперь тело Карена заброшено далеко в лесу — и даже не похоронено… Она подняла голову. Из-за ветвей звезды Хота не разглядеть; даже если вообразить, что когда-нибудь она выберется отсюда — прежней Илазой она уже не будет никогда. И не увидит мир таким, как раньше. Она закрыла глаза: — Я боюсь, что вы убьете меня не сразу. Они… умирали… плохо. Молчание. Шелест листьев. Долгая, долгая пауза. — Но ты ведь сама говорила — Игар удачлив? И сделает все, как обещал?.. Ты уйдешь с ним, а мне останется… — Тиар? Да? Тихий скрежет, но это уже не смех. От такого — волосы дыбом… — Да. Тиар. Она устало вытянула ноги. Ее платье изорвалось, оно больше не светлое, нет — темно-серым стало ее подвенечное платье. Сгодится и на траур. — Тиар ведь точно человек? Женщина? Зачем… она? |