Онлайн книга «Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 1. 1955-1959»
|
Краюхин в сопровождении Ермакова и начальника группы обслуживания облазил все помещения «Хиуса», все пересмотрел и перетрогал, придирчиво и подозрительно прислушался к мощному гулу включенных для пробы соленоидов, сделал несколько пустячных замечаний, слез на землю, вытер руки о край плаща и сказал: – Пожалуй, все в порядке, Анатолий Борисович. Подписывайте акт. Ермаков согласно наклонил голову. Начальник группы обслуживания облегченно вздохнул, потоптался, затем спросил, покашливая: – Когда же старт, Николай Захарович? Завтра? Но, как оказалось, оставались еще кое-какие формальности. В городе Краюхина срочно вызвали на радиостанцию, и, вернувшись оттуда, он сухо (так, по крайней мере, показалось Быкову) сообщил, что старт откладывается на утро послезавтра, а завтра прибывает комиссия. – И вечером будет… э… торжественный обед. Можно без фраков. Юрковский энергично пошевелил губами, Ермаков равнодушно зевнул, а Крутиков пожал плечами и снова углубился в какую-то книгу. – Пойдем прогуляемся, – предложил Дауге Быкову. Они вышли из гостиницы и не спеша направились вдоль улицы к полигону. – Тосты, напыщенные речи, – сказал Иоганыч устало. – Терпеть этого не могу! – Ну, знаешь… – Быков недовольно поглядел на него. – Такое событие все-таки… – Да какое оно «такое»? Люди делают свое дело. Чего же тут экстраординарного? Ведь не назначается же специальная комиссия, скажем, для того, чтобы отметить отправление геологической экспедиции? – Бывает, наверное, что и назначается. – И напрасно. Это только на нервы действует. – Не знаю, не знаю. Все-таки проявление внимания, так сказать… Люди идут на риск… – Не хвастайся, – сказал Дауге строго. Быков сконфузился. – На риск… Думаешь, эти министерские понимают, что такое риск? Проявление внимания… – Дауге сплюнул. – Это же сплошная казенщина. И никакого чувства такта. Обязательно найдется какой-нибудь ишак, который будет превозносить до небес «аргонавтов вселенной», а заодно и самого себя за мудрое руководство упомянутыми аргонавтами. – Гм… – Причем, заметь, настоящие, ценные работники аппарата министерства сюда не поедут специально на проводы. Ни Кокорышкин, ни Привалов, ни Стручинский… Во-первых, они заняты по горло, во-вторых, они достаточно тактичны, в-третьих, отлично понимают, что это все комедия. Впрочем, это каждый понимает. Некоторое время они шли молча. Быков спросил: – Так почему же так делается? – А черт его знает почему. Думаю, это еще с первых лет после революции… Тогда еще, наверное, нужно было воодушевлять людей, напомнить им об их долге, разъяснить им значение предстоящей работы… Вот с тех пор и повелось так, и не могут отказаться от дурацкого обычая. Ведь кому лучше нас понимать значение того, что делает сейчас с нашей помощью Краюхин? Вот увидишь, они будут делать вид, что только благодаря им… и так далее. А Краюхину потребовалось битых пять лет, чтобы отвоевать проекту «Хиуса» место под солнцем. Дауге помолчал, затем добавил: – Конечно, формально министерство должно иметь акт комиссии о состоянии «Хиуса» перед стартом. Но уж эти банкеты… Быков не стал возражать. Спорить не хотелось, и, кроме того, он чувствовал, что Иоганыч во многом прав. Они повернули назад, и тут он заметил, что встречные прохожие почтительно сторонятся их, давая им дорогу, а некоторые в знак приветствия прикладывают руку к головному убору. Он обратил на это внимание Дауге. Тот рассмеялся. – Мы живем здесь уже месяц, и все в городе знают, кто мы такие. Знают они и то, что послезавтра мы… прыгнем. Снова пошел дождь, и они поспешно вернулись в гостиницу. У входа в столовую Дауге остановился, попятился и толкнул Быкова локтем: – Тихо!.. Столовая была освещена неярким вечерним солнцем. На диване, склонившись друг к другу, сидели Богдан Спицын и Вера Николаевна. Они молчали, глядя в окно, и лица их были так серьезны и необычайно грустны, что у Быкова сжалось сердце. Большая белая рука Богдана обнимала узкие, хрупкие плечи женщины. Дауге потянул Алексея за рукав, и они на цыпочках прошли на второй этаж. – Вот, Алексей, как бывает… – проговорил Дауге. – Встречаются только на неделю, на две, и снова в разные стороны. Она старше его на пять лет… Любовь, ничего не поделаешь. Настоящая, большая любовь… Он задумался. Быков осторожно спросил: – Чего же они не поженятся? – Что? Почему не поженятся? – не сразу отозвался Дауге. – Да при чем здесь это? Они встречаются раз, много – два раза в год, понимаешь? – Понимаю, – пробормотал Быков, но затем сказал решительно: – Нет, ни черта не понимаю! Женились бы, жили бы вместе, вместе и летали… – Вместе… Вместе им нельзя, Алексей. Они встречаются раз-два в год. Летать им вместе нельзя – ведь Богдан ходит в такие экспедиции, куда женщин не берут. Какая же это будет семья? – Нет, – твердо сказал Быков, – могли бы как-то устроить, если бы захотели. – Может быть, конечно. Может быть, они просто выдумали себе эту любовь? – Ну вот ты… – Я бы, Алексей… – голос Дауге дрогнул, – я бы жизнь за любимую женщину отдал! Я, друг мой, слабый человек. На следующий день прилетели гости из Москвы. К удивлению и удовольствию Быкова, ужин прошел весело. Были речи (и неплохие, как показалось ему), и тосты (только шампанское), и пожелания, межпланетники держались чинно и благопристойно, вежливо вставали и кланялись и даже смеялись, когда кому-либо из гостей случалось сострить. Краюхин рассказал несколько комических эпизодов из раннего периода межпланетных сообщений, а Юрковский вдруг разразился стихами Багрицкого. Он прочитал своих любимых «Контрабандистов» и, когда смолкли аплодисменты, сказал грустно: – Вот… сколько хороших стихов о море и моряках, а о нас совсем нет. Сплошное «ты лети, моя ракета». – Поэты знают море тысячи лет, – заметила Вера Николаевна, – а пространство они совсем еще не знают. Потерпи, Володя, будут отличные стихи и о нас. Юрковский поцеловал ее руку: – Терплю, Верочка. А пока у нас только и остается: Как аргонавты в старину, Покинув отчий дом, Поплыли мы, Тирам-там-там, За золотым руном. Когда гости разошлись, Крутиков вздохнул и заметил: – Слава богу, хорошо посидели. Только… – Да, – кивнул Дауге. – В своем кругу прощальный обед был бы лучше. Краюхин поднялся, с шумом отодвинул свое кресло. – Прошу внимания, друзья мои, – сказал он. – Одну минуту внимания. Сейчас мы в своем кругу, и мне хочется сказать вам несколько слов. Алексей Петрович, налейте, пожалуйста, всем вина… По капле, Анатолий, не беспокойся… Вот так, благодарю вас. Друзья! Я здесь самый старый межпланетник… да. Страшно вспомнить, на каких гробах мы начинали дело! По сравнению с «Хиусом» это были колымаги, чтобы не сказать хуже. Но я не из тех самодовольных дураков, которые ворчат, что нынешней молодежи-де не в пример легче, чем было нам. Ибо я знаю, как сложна ваша задача. Задача всегда определяется средствами, и насколько мощнее ваши теперешние средства, настолько сложнее и ваша задача. Вам будет не легче, чем нам… и даже труднее, ибо на вас больше ответственности. Друзья, если вам будет очень трудно, нестерпимо трудно, прошу вас, вспомните, для кого и во имя чего вы это делаете! Я знаю вас всех достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: если вы об этом вспомните, сил у вас будет больше. Ну… вот и все. За вас! |